Ярослав Щипанов - Хроники тихого охотника

Добрый вечер!

Добрый! Три тёмных пива!

Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.

Пока барменша пошла за заказом, я обернулся и обвёл взглядом весь этот дурдом. Эта наша последняя ночь на берегу, завтра в 8:00 лодка выйдет в свой одиннадцатый поход, вещи уже упакованы, приказ получу завтра перед отплытием, так что сейчас можно расслабиться. Остановив взгляд на столике «капитанов» и не найдя взглядом одного человека, я поджал губы и слегка наклонил голову.

А где Томпсон? Нужно обмыть его «Имперский галстук 1 1 Имперский галстук – неофициальное название среди военных «ордена Большого Императорского креста», который тот получил из-за способа ношения на шейной ленте »!

Стоящий рядом Шеф не ответил, кошусь на него взглядом. «Ну, конечно!» Смотрящие в пустоту глаза и покусывание нижней губы о многом говорят. Я сразу догадался, о чём он сейчас думает! Оборачиваюсь к нему и спрашиваю:

Есть новости о семье?

Тот смотрит на меня несколько секунд и опускает голову. Нет, личные разговоры только после десяти вечера!

Стоявший рядом с нами Алексей кладёт руку ему на плечо. Я же просто киваю и оборачиваюсь к подошедшей барменше, беру из её рук увесистую кружку и, чокнувшись с Шефом и старпомом, отпиваю половину.

Господин капитан-лейтенант! – раздалось сзади.

Обернувшись, я встретился взглядом с голубоглазым блондином лет 20, идеально выглаженная форма, рубашка белого цвета и фуражка, взятая под подмышку, заканчивал образ истинного немца чёрный галстук с застёжкой в виде тевтонского креста. Гюнтер фон Ротермах, чтоб его! Мой второй вахтенный офицер. Тот щёлкнул каблуками и слегка поклонившись мне стал докладывать по всей форме устава:

Разрешите доложить, господин капитан-лейтенант?! Топливо, боеприпасы к орудию, зенитному автомату, торпеды и провизия загружены! Лодка готова выйти в море!

Спасибо, второй! – киваю я. Только хотел отвернуться, но не тут-то было.

И ещё одно, по пути сюда меня оскорбила часть команды! Они… они… это просто чудовищно! Они… мою…

Они помочились на вашу машину! – закончил за него я.

Тот посмотрел на меня и кивнул головой.

Я разберусь с ними завтра! – пообещал я, скрестив за спиной пальцы.

Вахтенный кивает и, снова щёлкнув каблуками, уходит на второй этаж. Я поджимаю губы и щурюсь, провожая его взглядом. «Как же он мне надоел! Карьерист-аристократ, мать его! Хуже сочетания, наверное, и быть не могло! Найти бы тех, кто устроил ему «автомойку» и пожать им руку!», но вслух ничего не говорю. Алексей извинился и, взяв свой бокал, ушёл к столу, где собрались почти все наши младшие офицеры. Я заказываю нам с Шефом ещё пива.

Взяв бокал, посмотрел на Шефа и улыбаюсь уголком рта.

Не переживай, Карл, всё с твоей Мери будет хорошо!

Тот поднял на меня глаза, улыбнулся, чокнувшись со мной.

Спасибо, Ярослав!

Отпиваем пива и снова погружаемся в свои мысли. Внезапно дверь в бар распахивается и вваливаются пять человек: три обер лейтенанта, один штаб-лейтенант и младший лейтенант. На тусклом свету я узнаю Эндрюса, значит, это офицеры с лодки U 71, недавно вернувшейся из очередного похода. Их командир Зейтлер теперь должен проставиться, так как он заново родился: его лодка находилась в надводном положении, когда её заметила противолодочная летающая лодка «Каталина», подлодка не успела погрузиться, и четыре бомбы упали прямо по ходу движения всего в двадцати метрах от правого борта. Как итог, три пробоины в корпусе, заклинившие рули глубины и возгорание правого электромотора.

Ещё полчаса, и весь Vereinigte Flotte будет здесь! – сказал я, отпивая из кружки.

Внезапно на сцене появляется человек, он поднимает руку, что-то говоря музыкантам, и те умолкают, мужчина оборачивается и подходит к микрофону, теперь я узнаю его! Ульман – второй вахтенный офицер на лодке U 79, тоже аристократ, но не такой бесящий как мой. «Так-так, интересно!»

Одну минуту! Прошу вашего внимания! – говорит он, и все быстро затихают, смотря на него.

Тот кивнул, откашлялся и продолжил:

Новоиспечённому кавалеру ордена Большого Имперского креста, капитану-лейтенанту Филиппу Томпсону, троекратное Vivat!

И тут все оборачиваются к дверям и орут во всю мощь своих глоток, вскидывая кулаки в воздух:

– Vivat! Vivat! Vivat!

В дверь еле-еле заходят два человека, ведущих под руку третьего: грязные рыжие волосы, неухоженная борода, белая фуражка, мятая в хлам форма, трубка в зубах, шатающаяся походка и бусины зелёных глаз, обводящие мертвецки пьяным взглядом всю беснующуюся толпу. Томпсон снова в стельку пьян, это для него уже вошло в привычку. Он грузно идёт сквозь толпу, махая всем руками и вытаскивая бутылку шампанского, у проходящей мимо официантки, он пару раз чуть не навернулся на ровном месте, но вот он на сцене, убирает в нагрудный карман свою трубку и орёт на весь бар:

Тихо, бордель! ТИХО!

Затем он замечает микрофон, подходит к нему вплотную и громко выдыхает.

За светлейшего, трезвейшего, женатейшего ИМПЕРАТОРА! Прошедшего тернистый путь от ефрейтора царской России, до великого полководца! Что, разве не так?! За великого знатока подводного флота! Которому… которых… ик…, который показал этим сыкунам! Этим зажравшимся вонючкам – конфедератам, куда он вставит им самые длинные имперские сигары!

Закончив этот монолог Томпсон вытаскивает кортик и под хохот и свист толпы разбивает горлышко у бутылки и хлещет прямо оттуда. После сего моноспектакля он опять, чуть не навернувшись, спускается со сцены и, оглядывая зал, направляется к нам. Остановившись напротив меня, он прищуривается и, ухмыльнувшись, вскидывает руку к козырьку.

Гер адмирал, рад вас видеть! – после чего громко икает

Уже по его интонации мне все ясно, он опять за старое!

Издеваешься, Томпсон?!– сказал я, сощурив глаза

Да ладно тебе, «Старик», я рад тебя видеть!

Он встаёт слева от меня и заказывает себе пиво, кивнув Шефу, тот кивает в ответ и смотрит на наручные часы.

Черт! – ругается он, тряхнув рукой, видимо, часы остановились.

Я бросил взгляд на него и задрал манжет рубашки.

22:05.

Шеф смотрит на меня благодарным взглядом и, махом допив остатки пива, надевает фуражку и быстро уходит к выходу, козырнув нам на ходу.

Мы с Томпсоном провожаем его взглядом.

Жене… пошёл звонить?

Я киваю и продолжаю смотреть за происходящим в баре. Кто-то из матросов уже забрался на стол и танцует на нём, а вокруг собралась ещё кучка и каждый старательно пытается спихнуть первого и занять его место. Смотря на весь этот бедлам, я качаю головой и поджимаю губы.

Это не «старая гвардия»! Это – салаги! Хамы и мудозвоны! Детишки, оторванные от груди матери!

Щёки румяные, задницы не траханы! И вера в империю в глазах! – вторит Томпсон, облизывая пальцы.