Натали Московских - Хроники Арреды. Нити Данталли

Мальстен задумчиво уставился в огонь. Освещенное прыгающими язычками пламени, его лицо казалось Аэлин еще более непроницаемым и немного похожим на маску.

– В основном о представлении. Грэг интересовался обстановкой в цирке. В какой-то момент мне даже показалось, что он хочет вступить в труппу.

Мальстену не нравилось лгать, но он не представлял себе, как расскажет Аэлин Дэвери о том, как на самом деле прошла та встреча.

– Мой отец? Вступить в труппу циркачей? – изумленно переспросила Аэлин. – Простите, но в это мне верится с трудом.

– Это всего лишь мои догадки, я вполне мог ошибаться, – поспешил добавить Мальстен. – К слову, артисты труппы предпочитают, когда их называют цирковыми , а не циркачами.

Замечание об артистах Аэлин пропустила мимо ушей. Она погрузилась в окутавшую ее досаду. Бессилие навалилось ей на плечи всей своей тяжестью, а мысль о потраченном зря времени тоской грызла в душу. Впервые за столько лет она понимала, что вот-вот расплачется от осознания собственной беспомощности.

– Леди Аэлин? – окликнул ее Мальстен.

– Простите, – вспомнив, что нужно дышать, прошептала она. – Просто… столько времени я ждала встречи с вами и почему-то верила, что вы сможете привести меня к отцу. А ведь это была глупая, ничем не подкрепленная уверенность. Вы не обязаны знать, где сейчас мой отец. Вы вообще ничего мне не должны, просто я почему-то подумала… – Она покачала головой и прикрыла рот рукой, плечи ее содрогнулись. – Простите меня.

Оба сердца Мальстена болезненно сжались.

Он не обязан был знать, где находится Грэг Дэвери. Но ведь он это знал . Он долгое время думал, что Грэгу удастся сбежать из Малагории, но, выходит, у него не получилось. Если он жив, то все еще находится в плену в Грате.

Мальстен вновь посмотрел на Аэлин. Назвать эту женщину беззащитной дамой, попавшей в беду, было сложно: она излучала внутреннюю силу и стойкость. Однако Мальстену непреодолимо захотелось помочь ей, смягчить боль ее потери и защитить ее. Возможно, в нем лишь говорила совесть, корящая его за сражения при дэ’Вере под знаменами Анкорды? Может, так богиня справедливости Ниласа давала ему шанс искупить вину перед всеми, кого он подвел? Или это проказник Крипп заманивал его в ловушку?

Богам нет до меня никакого дела. А помощь этой женщине не вернет ей все, что она утратила. Я лишь ввяжусь в новую опасную авантюру. Неужели мне их не хватило? – сокрушенно думал он. Затем смотрел на отрешенно молчащую Аэлин Дэвери и понимал, что уже принял решение.

– Леди Аэлин! – позвал он. Она удивленно подняла на него взгляд и встрепенулась от энергичности его голоса. – Мне мало известно о жизни вашего отца, но, я все-таки сумею вам кое-чем помочь. Для начала потребуется вещь Грэга. Она у нас есть: его дневник. А дальше… придется вам немного поступиться своими принципами и не набрасываться с парангом на иное существо.

Охотница ошеломленно уставилась на него, и Мальстен приподнял руки, понимая, как прозвучали его слова.

– Я имею в виду, что нам следует обратиться к тринтелл.

Черты лица Аэлин едва заметно расслабились, и от этого Мальстен ощутил неприятный укол. Разум напоминал: она благосклонна к тебе, пока думает, что ты человек , но отбрасывать эту мысль было проще, пока сама Аэлин не начинала выражать ее в своих действиях.

Тем временем охотница задумчиво поджала губы. Идея обратиться к лесной ведьме или колдуну явно не вызывала у нее восторга. Тринтелл были существами с весьма странными кровными отношениями. Как и в случае со спарэгами, их называли ведьмами или колдунами, с той лишь разницей, что «лесными», а не «болотными», хотя на деле ни те, ни другие не имели отношения к магии.

Тринтелл всегда рождались тройнями, и у каждого младенца присутствовал единственный, строго определенный изъян: слепота, глухота или немота. Чтобы продолжить род, тринтелл должны были обрести целостность, а для этого один из тройни должен был убить обоих своих братьев или сестер. Забирая их жизненную силу, победивший тринтелл приобретал недостающие качества, а также получал дар провидения, схожий с даром аггрефьеров. Однако если последние чувствуют лишь смерть, то тринтелл способны увидеть намного больше.

Лишенные суеверных страхов смельчаки не раз прибегали к услугам этих существ.

– Где это видано, чтобы лесная ведьма помогала охотнику? – нахмурилась Аэлин.

– Охотнику, может, и не поможет. Но я не охотник. Возможно, меня она послушает.

– Не понимаю, что вам за выгода? – недоверчиво спросила Аэлин.

– Виноват. Вероятно, мои взгляды устарели. Я полагал, что, чтобы помочь даме, не нужно искать личную выгоду.

Он улыбнулся. Едва заметно, лишь уголком рта, но этого хватило, чтобы глаза Аэлин засияли теплотой и надеждой.

– Спасибо вам, Мальстен… – сказала она, и голос ее предательски дрогнул.

– Я еще ничего не сделал.

Проклятье, я ведь пожалею об этом, – подумал он, но улыбка, наперекор мыслям, стала чуть шире. На левой щеке показалась одинокая ямочка.

Аэлин внимательно посмотрела на него и впервые нашла его обаятельным. Похоже, в его отстраненности и мрачности было много напускного. По крайней мере, больше, чем ей казалось.

– Вы предложили помощь, это уже немало.

Он не знал, что на это отвечать. Взгляд его неловко обвел место стоянки, не нашел, за что зацепиться, и вернулся к костру.

Мальстен поднялся. Его тело переживало последствия бессонной ночи, но воспоминания о Грэге Дэвери всколыхнули на обоих сердцах тяжелый мутный ил, который не позволит уснуть, пока не осядет.

– Предлагаю располагаться на ночлег, леди Аэлин. Я покараулю первым, если не возражаете. Обещаю быть внимательным.

– Что ж, если вы настаиваете, – улыбнулась она и достала из сумки покрывало, на котором спала во время ночевок в лесу. Мальстен собрался отойти, чтобы дать ей приготовиться, но она хохотнула. – Вам нет нужды отходить, в лесу ведь сменной одежды не предполагается.

Он смущенно улыбнулся, и она засмеялась.

– Доброй ночи, леди Аэлин, – сказал он.

– Мальстен! – Смех оборвался, и она окликнула отчего-то помрачневшего попутчика. – Правда, спасибо вам.

Он кивнул.

Видят боги, я пожалею об этом , – мысленно повторил он, но так и не сумел прогнать с лица улыбку.

Прит, Гинтара.

Пятнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Поутру, когда первые прожилки солнечного света пронзили темные облака, три человека в ярко-красных кожаных доспехах верхом на серых, похожих, как близнецы, кобылах, остановились у кузни в Прите. Один из всадников спешился, небрежно похлопав лошадь по боку.

– Ждите меня здесь, – скомандовал он спутникам, остававшимся в седлах. – Я поговорю с кузнецом. Будьте наготове.