Анна Ло - Бог умер, да здравствует Бог

– Умереть? – вопросила она дрожащим от волнения голосом.

– М-да, послушай, солнышко, тебе вообще хоть что-нибудь рассказывали перед изгнанием?

Она как-то странно посмотрела на меня, я ожидал чего угодно: вспышки ярости, гневную тираду или просто равнодушный взгляд, которым она меня недавно одарила, но увидел нечто другое, похожее на скрытую улыбку. По крайней мере, мне привиделось, что её золотистый глаз на мгновение задорно блеснул, а уголки губ ненадолго приподнялись, но тут же заняли своё обычное место. Странная она, надеюсь, её свергли не за сумасшествие, а то у нас, бессмертных, таких примеров пруд пруди.

Но у этой богини, похоже, с самообладанием было все в порядке. Она глубоко вдохнула, прикрыла глаза, а затем в полном спокойствии, без тени иронии или недовольства произнесла:

– Знаешь, боги не церемонились со мной особо, когда сталкивали сюда, а я как-то заранее не интересовалась, что бывает с теми, кого вышвыривают с небес, – богиня скептически оглядела себя, прежде чем произнести: – Это, конечно, неприятно: находиться в теле смертного, но радует то, что моё обличие почти не изменилось. На большее я и не рассчитывала.

Я усмехнулся – вот это выдержка. Еще и дня не прошло после изгнания, а она уже способна критически оценивать своё положение и говорить о нём так спокойно. Когда я был на её месте, то рвал и метал от негодования, пока не свалился на землю от усталости посреди сожженной и уничтоженной мною рыночной площади какого-то города, какого именно – и не вспомнить.

Но не об этом сейчас.

Свергнутая солнечная богиня не заметила моей усмешки, она безрезультатно пыталась отряхнуть запылившийся доспех, окончательно вернув себе утраченное было самообладание. Богиня снова была спокойна и равнодушна к окружающему её миру, совершенно забыв о недавно пережитом сильном волнении.

Не так, ой не так должны выглядеть свергнутые боги. Она словно на прогулку спустилась и вот-вот возвратится обратно. Но что-то я сомневался в том, что её наказание продлится меньше года – если бога свергают, то свергают минимум на сотню лет, иначе это и не наказание вовсе.

Мне о многом хотелось спросить у неё, но имея опыт общения со всякого рода богами, я предпочёл не лезть на рожон, тем более у этой особы всё ещё частично сохранились остатки божественной энергии. Кто знает, как она решит ими воспользоваться, если я вдруг затрону щекотливую для неё тему.

Вы не подумайте, я не трус, просто, многие частенько путают храбрость и смелость с безрассудной тягой к самоубийству. А мне моя жалкая жизнь была очень дорога, у меня на неё большие планы.

– Где тут ближайший город? – внезапно спросила богиня, прервав мои размышления.

– Город? В двух днях пути на северо-восток, – на экскурсию что ли собралась.

– Карта есть? – она пригладила выбившиеся из пучка пряди волос, отчего те растрепались ещё больше.

– Нет.

– Деньги есть? – нахмурилась она.

– Нет.

– У тебя хоть что-нибудь есть? – с тяжким вдохом спросила она и раздосадовано покачала головой.

Меня как будто мать отчитывает, честное слово.

– Ум, тело и имя, – улыбнулся я, но богиня моего чувства юмора не оценила. – Кстати сказать, своё ты мне так и не назвала. Родовое имя твоё мне известно: невооруженным глазом видно, откуда ты, но ты же не хочешь, чтобы я звал тебя по нему, госпожа Бо?

Она презрительно скривила рот и закатила глаза, точнее, один глаз: левый, почти белый неподвижно смотрел на меня, отчего по моему телу поползли липкие мурашки. Раньше этот глаз точно двигался, а сейчас-то чего застыл, может быть, он…

– Ючке, – отчеканила она с недовольным выражением на лице, заметив, что я беззастенчиво разглядываю её, – младшая и единственная дочь Бо Юкана и Го Хассы.

Её имя мне совершенно ни о чем не говорило.

Значит, старик Бо и вправду обзавелся ещё одним ребенком. Воистину – верховные боги живут по другим законам. Но, Го Хасса? Дочь Западного бога Ветра? Не слишком ли мелкая сошка для самого Верховного бога Солнца?

– Восьмой ребенок, да? – уточнил я, спустя мгновение.

Ючке кивнула.

– И сколько тебе лет?

– Мало, – отрезала она.

– А точнее?

– Меньше, чем ты думаешь, – она нахмурилась.

– И тебя уже свергли, недурно.

Ючке гневно зыркнула на меня, но тут же осеклась, и её лицо утратило всякие эмоции: правый глаз потух, а левый всё также настойчиво сверлил меня черной точкой зрачка. Видимо, этому глазу я сильно не понравился.

– А моего имени не спросишь? Хотя бы из вежливости? – поинтересовался я.

– Зачем? Твоё имя знает каждый бог, будь-то старший или младший, – Бо Ючке подняла на меня глаза, окинула ленивым липким взглядом с ног до головы и монотонно проговорила. – Ма Онши, младший бог Войны, который вздумал бросить вызов старшим богам и поплатился за это тысячелетним изгнанием. Почитаемый бог, который утратил всё, но только ради чего он пожертвовал этим всем, никому не известно. Тот, кто однажды был на вершине Лунного пантеона, с грохотом сверзился на людские земли. Позор божественного рода Ма, который навлек на свой народ темные времена. Всё верно? Я ничего не упустила? Я была достаточно краткой, но могу и поподробнее.

– Нет-нет, не стоит, – покачал головой я. – Я вполне удовлетворен твоими познаниями о моей скромной персоне.

Она молча кивнула, словно мой ответ был чем-то само собой разумеющимся, и принялась внимательно осматривать окрестности, от которых почти ничего не осталось.

Ну, что тут сказать. В её словах обо мне нет и капли лжи, но в то же время правдивы из них только два слова – моё имя.

Дом Пирта и Ларфы особняком стоял на западном краю деревни Овлес, в центре ровной, как доска долине, где паслись мохнатые коричневые овцы со всей округи. Трава в этой долине была изумрудно-серебристого цвета, живительную влагу она брала из по-молочному тёплой реки и была настолько сочной и свежей, что, идя по ней, с хрустом ломая зеленые травяные тельца, ты рисковал промочить ноги. Овцы с животной радостью любили вкусить плоды причудливого природного симбиоза, а поэтому, куда бы ни выводили их на выпас хозяева, овцы по интуитивному зову своих желудков всегда выходили на эту поляну, путались между собой и вынуждали миролюбивых ордженцев вступать из-за них в многочисленные свары. Поначалу жители деревни Овлес ещё как-то пытались ограничить своих неуемных питомцев высокими заборами и услужливыми псами-охранниками, но животные инстинкты брали верх над человеческим терпением, и вскоре деревенские жители смирились со своим бессилием и принялись клеймить настырных животных, чтобы хоть как-то находить их в море зелени и коричневой шерсти. Новоиспеченная семья, состоящая из кузнеца Пирта и крестьянки Ларфы, по безмолвному согласию деревни стала негласным сторожем овлеской отары и арбитром в деревенских спорах. Поэтому, когда Дилфо и Ючке подходили к Торчащему зубу, как называли местные белёный одноэтажный дом, стоящий посреди изумрудной травы, они издалека заслышали блеяние нескольких сотен овец и громкие спорящие голоса.