Баир Жамбалов - Империя мечты

Ничуть не ошибалась младшая сестра в своём предположении, ибо сейчас принцессу Алинию мало волновал интересом торжественный и завораживающий обряд разминки славных рыцарей доблести и чести. Она думала о нём. Старалась отогнать из головы эти мысли, но они неумолимо возвращались назад, заставляя бешено колотиться юное девичье сердце.

Хан Аурик слышал от матери о таких турнирах. Имел кое-какое представление об этом. Но одно дело слушать, другое, же, дело видеть. Не могли не тронуть струны его души традиции, обычаи земли, давшей на свет самого драгоценного, дорогого человека, каковым всегда являлась для него мать. Вот потому он здесь. Вот потому он и надеется на помощь от родины матери. Но не его родины.

Никогда его здесь не посчитают своим, никогда. Он для них чужой. Внук того самого нангольского хана, свершившего когда-то дерзкий набег, повергшего Кранцию в панический ужас, о котором не забывает старшее поколение.

Он и для неё чужой. Но почему, же, мысли постоянно о ней? Нет, нет, да и окинет он беглым взглядом ту, что так искрилась радостью неимоверной на королевском балу. Нет, нет, да окинет он беглым взглядом ту, что так и блистала отборнейшими остротами на королевском балу. Было это искренне, шли от самых глубин чистой, светлой души. Но, то было на королевском балу. Здесь же она опять восседала в полной мантии чрезмерной строгости, будто застывшее лицо каменного изваяния. О, старшая дочь короля!

Благородные рыцари заканчивали разминку. Жребий определил первую пару гладиаторов рыцарского турнира. Он воочию увидит то, о чём рассказывала ему мать. Но что-то заставило его отвлечься от предстоящего действия и оглянуться, окинуть беглым взглядом ту, мысли о которой так и старался как-то отогнать из ханской головы.

Ох, королева всех чертей, да дьяволов! Вот тебе и маска чрезмерной строгости, такое каменное изваяние.

Взгляд его наткнулся на взгляд такого озорства, лукавства и ещё чего-то такого, что так искрились, так лучились, озаряя это пространственное поле между ними в такую неистовую радость, что вызывало истинное восхищение, да и только. И бешено заколотилось отважное сердце…

11

Призывный звон труб возвестил о начале турнира.

Нангольская дипломатическая делегация, наслышанная о рыцарях от старшего поколения дивилась, прежде всего, устрашающим нарядам этих носителей доблести и благородства. Это был полный зверинец. Забрало, грудь в железных доспехах украшали грозные, устрашающие оскалы хищников, и только хищников звериного мира. Здесь были и волк, и медведь, и леопард, и чёрная пантера, и дракон мифических легенд.

Среди всей этой звериной пестроты как бы немного особняком стояла чёрная змея, источая тихий, холодный ужас. Нужно было вникнуть, ибо не поддавалось это пониманию с первого мига, что забрало в чёрном изображало голову змеи, а на широченной груди было лишь извивающее тело, которое при каждом могучем дыхании, как бы оживало и трепыхалось.

Позже нанголы узнали – какие громкие имена сопровождали этих бойцовских рыцарей, звук и выражение которых как бы давали полную характеристику того или иного выразителя гордости величественной Кранции.

– Одинокий волк! Благородный рыцарь земли эттингенской! – так представляли первого бойца.

– Слуга ада! Благородный рыцарь земли вансальской! – был представлен рыцарь с изображением огненного дракона, который мог вполне прислуживать в подземных казематах тьмы, наказывая грешников за их подлые проступки, свершённые в белом свете.

При каждом оглашении рыцаря как бы раскрывалась сама географическая карта Кранции. Каждая подданная земля рождала своих доблестных рыцарей.

Мерный цокот тяжёлых копыт отдавался в ушах тихой толпы музыкой грозно волшебной, заглушая всё и вся, предаваясь всему дыханию рыцарской битвы. Огромные копья наперевес как бы обрамляли ситуацию боевой атмосферы. Сделаны были они из дерева, и острый наконечник заменял трезубец, однако, не столь острый. Длина составляла более трёх с половиной метров. Будь копья настоящие, железные, то скольких рыцарей, славных сыновей своих не досчиталась бы священная земля кранков.

Тем временем кони, рыцари мерно, но неумолимо приближались друг к другу, наконец, сошлись, и, казалось бы, нанесли друг другу одновременный удар копьями. Но один из них слетел моментально с седла и рухнул наземь. Для него турнир закончился. То был «Одинокий волк», рыцарь земли эттингенской.

«Слуга ада» – огненный дракон торжественным жестом вздёрнул вверх тяжеловесное копьё и умчался к рядам доблестных рыцарей. Для него турнир продолжался.

Так сходились рыцари и расходились. После каждой такой встречи редело число соискателей на главный трофей. Турнир был в самом разгаре, в такой точке кипения, когда в одном из столкновений на таран, копьё одного рыцаря переломилось надвое. Дерево, не железо. Несколько щепок разлетелось в стороны в подтверждение этому.

Что было это? Вмиг ударил в глаза яркий сноп неведомого света, будто молнией отразилось и открылось видение. Это было во второй раз, ибо первый такой случай всколыхнулся в его мозгу в недавнем детстве, о котором он думал не раз, но предстояло ещё обдумать обстоятельно и найти ответ на него. Но, то было другое, не имевшее вот к этому неожиданному, но второму видению в жизни никакого отношения.

Рыцарь, приближающийся к почетным годам, против рыцаря юных лет. Всё так же мерный цокот тяжёлых копыт, медленный, но неумолимый натиск тяжёловесных коней на таран. Неотвратимое столкновение. Таран. Копьё молодого рыцаря ломается недалеко от трезубца, и огромная щепа, отколовшаяся, вонзается в глазницу и дальше в самый глаз, вглубь, нанося мучительную, смертельную рану. Рыцарь почётных лет падает спиной наземь, чтобы никогда не встать. Мигом образовалась вокруг него толпа суетная, ибо рыцарь этот и вовсе не рыцарь, а сам король Кранции, потомок нынешнего короля Дуи Второго.

Аурик вздрогнул: «Такое может случиться с одним из сыновей принцессы Ламилии или же… принцессы Алинии». При упоминании помыслом Алинии сердце тут же отдалось болью неожиданной, идущей не от воли его, а от чего-то, что было подвластно не разуму, но сердцу. Она станет чьей-то женой, да и королевой Кранции тоже. А он так и будет всю жизнь отстаивать клочок некогда бывшей великой империи.

Аурик невольно, но мельком взглянул на Алинию. Не было той твердыни крепости, на дивно красивом облике её, так тщательно вознесённой строгостью такой чрезмерной, было что-то другое, что делало её более близкой, чем тогда в тронном зале. И читалось на прекрасном лике её сочувствие к этому оконфузившемуся рыцарю. Да и юный чистый лик принцессы Ламилии выражало такое же чувство. Как благородны дочери короля!