Баир Жамбалов - Империя мечты

«Чёрный призрак дьявола», презрев всё и вся, направился, неспешно к самому королевскому ложу, заставив тем самым прийти в смятение дочерей короля, принцесс обширного королевства.

Принцесса Ласмилия никак не проявляла прежней жизнерадостности, её неизменные спутницы в виде вечной улыбки и задорного смеха исчезли вовсе, оставив её наедине с данным обстоятельством. А принцесса Алиния вмиг ощетинилась крепким панцирем холодного неприятия и острым клинком таких же холодных глаз. Взгляд всей толпы так и устремился в сторону сестёр. Кто же из них?

Не сводил глаз с сестёр устремлённый взгляд «чёрной змеи». Будто на самом деле змея, перед решающим броском, окинула хищным взглядом своих вечных жертв, ибо глаза змеи были отчётливо обведены вокруг глазниц железного забрала. И сжалась как-то принцесса Ламилия, оставив далеко позади сам искренний смех, но вот принцесса Алиния холодными очами встретила нашествие «змеи». Но ведь оттуда, из-за железных глазниц изрыгался взгляд человека. Да позволительно ли такое, да как смеет подобное рыцарь, прозванный «Чёрным призраком дьявола».

– Принцессе Алинии от герцога Ронтанского! – холодный металл голоса вырвался из-за железного забрала, оглашая всё пространство вокруг вот такое решение самого влиятельного и могущественного герцога, каковым являлся герцог Ронтанский. – Да будет принцесса Алиния самой прекрасной королевой рыцарского турнира!

И вспомнили все, что ведь этот победитель турнира, этот рыцарь под именем «Чёрного призрака дьявола», разукрашенный мрачной краской чёрной змеи, является вассалом герцога Ронтанского. И потому, имея такого могущественного покровителя, он смог позволить себе подобное. И невольная дрожь охватила возвышенную трибуну аристократии, да и чернь почувствовала некое подобие дрожи. И неуютно стало на душе у короля, который испытывал большую неприязнь к этому герцогу высокого мнения и надменности, но смирялся с этим в виду его истинной могущественности, что и мог вот так просто, да и отколоться от величественной Кранции со своими обширными землями и повести такую ненужную политику. Оставалось только стерпеть подобное, да и всего лишь.

Победитель рыцарского турнира направил турнирное копьё в сторону Алинии, на кончике которого, на трезубце от движения, всё же размеренного, немного всколыхнулся венок из ярких цветов самого королевского сада.

Принцесса Алиния таким же размеренным жестом взяла, да и отвела презренно в сторону вот такой драгоценный дар, о котором мечтает каждая девушка дворянских, да аристократических сословий.

Ахнула громогласно вся толпа, включая и чернь, под сильным впечатлением неожиданного поступка принцессы Алинии. Но позволительно ли такое даже самой дочери короля, самой старшей принцессе королевства, ведь традиция…?

Вся толпа, включая и чернь, взглянула пристально на объект всеобщего внимания. Нанголы и их молодой хан так же устремили взгляды, преисполненные сильнейшего любопытства, да и только. До них доходил в полном смысле, до его тончайших деталей сам ритуал, венчающий рыцарский турнир. И восхищение принцессой возобладало над ними, но особенно над ханом.

Холодный лёд покрыл тихую гладь спокойного озера в самую безветренную погоду. Вот такой недоступной крепостью выглядела принцесса Алиния, так и отсвечивая огнём решимости и твёрдой воли на поверхности прекрасного лика, так и вознаграждённой самой природой вот этой красотой истинно неуемной, безмерной. Но, однако, крепкий гранит преобладал в сей миг во всём облике её, что и не оставило сомнения в непоколебимости любого её решения. И вся толпа, но особенно уличная чернь, поняла и разумела. Вот она – истинно будущая королева Кранции!

Но действие имело своё продолжение. И оно заключалось в том, что победитель турнира, рыцарь без доблести и благородства резким рывком отбросил далеко в поле дивный венок из ярких цветов, да так, что он упал на зелёные травы, возле самой песчаной полосы. Но это было лишь начало, такая прелюдия, может быть, задуманного сценария. Но кто стоит за этим, кто замыслил его?

– Я вызываю тебя на поединок! – зычный голос холодного металла раскатисто прокатился вокруг, и турнирное копьё указало точно на адресата.

Неожиданность такого поворота всего события была ошеломляющей для всех. И в который раз ахнула возвышенная трибуна аристократии, и вся эта чернь, которой дали доступ к рыцарскому турниру только в этот «праздник цветения». Но, может, кто-то заранее написал такой сценарий?

Ничто не всколыхнуло тихую гладь спокойной воды чистого озера. Даже лёгкая рябь не пробежала, и не было ветра.

Мудрые учителя учили мудрого ученика.

– Я готов. Зачем же дело? – ровный голос был таким обрамлением внутреннего состояния того, кто принял этот вызов, да так, будто принял приглашение зрителем в театр марионеток, а не на рыцарский поединок, в котором не участвовал никогда.

Хан Аурик встал во всём блеске молодой стати. Но не пылали огнём такого юношеского задора карие глаза его, так и преисполненные добрым светом, были лишь сосредоточены, но не напряжены. Не билось сердце пылко, в таком горячем гневе, а лишь холодно отстукивало, что и было очень кстати в этот момент не доброй истины.

Мудрые учителя учили мудрого ученика.

Руки нанголов на миг в едином такте прикоснулись к рукоятям кривых сабель, но завидев полное спокойствие юноши, ослабили хватку и успокоились сами. Они знали своего хана, пусть и пребывающего в юности, но разумом своим вознёсшегося на высоту старых мудрецов, и потому готовы были за него на всё. Вот потому они и здесь вместе с ним, на этой земле величественных, но надменных кранков.

– Мой хан, Вы никогда не участвовали в подобных турнирах, – с тревогой, с беспокойным участием говорил Джэнде, всё же в душе надеясь получить от него ответ, что успокоило бы, вселило надежду.

– Наши предки в своё время разгромили килезких рыцарей, рыцарей ордена длинных мечей, рыцарей ордена ранклиеров из земли кранков в битве при Лайгринице. Да и мой дед в столь недавние времена прошёлся по Кранции. Нам ли не знать про это, – отвечал уверенным тоном хан Аурик своему подчинённому, но старшему другу, отважному командиру «чёрной гвардии».

– Так было, но это другое. Есть в моём сердце место беспокойству, – говорил Джэнде, всё же находя какое-то успокоение в душе.

Но было ли так? Может, это иллюзия нейтральной истины, таящей жестокий сюрприз?

Хан Аурик шёл вниз по ступеням, по красному драповому ковру, шёл размеренно, но, как-то склонив голову вниз, будто шёл на заклание. Было ли жаль этой немилосердной толпе этого юношу, пусть даже хана, но юношу, сына своего отца и матери?