Алексей Аберемко - Хроники Великих Магов. Абрамелин

Чем хуже шли дела в конторе, тем реже приходило к Отто Крамеру хорошее настроение. Да и эти моменты замечали далеко не все. Только Хенни, тело которой немного отдыхало от тычков, щипков и побоев. Некоторое подобие улыбки, а иногда и незамысловатую шутку отец дарил только старшему сыну. С ним обсуждал дела, давал поручения, оставлял за себя в конторе. С Генрихом общался редко, по необходимости. Занимаясь большую часть своего времени в школе или гуляя с друзьями, Генрих редко занимался делами семьи. Карл пытался исправить это положение. Он всеми силами пытался наладить семейное дело, и в этом ему нужен был помощник. Да и с братом всегда веселее. Старший брат давал младшему мелкие поручения, учил заполнять книги, объяснял стоимость монет. Генрих уже начал разобраться, как вести себя с разными клиентами, кто за обол 19 19 Мелкая медная монета, ходившая во Франции и Бургундии. удавится, а с кого и пару лишних серебряных крейцеров 20 20 Серебряная монета, имевшая хождение в Германии. или пражских грошей 21 21 Чешская серебряная монета среднего достоинства. стрясти не грех.

Сегодня на душе Генриха было особенно тоскливо. Он всегда ждал Рождество, любил угощения, гуляния, петь гимны под дверями зажиточных горожан и получать за это сладости, играть в снежки и кататься с горки возле ратуши, просто бездельно гулять с друзьями по улицам, разглядывая украшенные дома. О друзьях думать вообще не хотелось. Мальчик знал, что если он что-нибудь не придумает, не изменит ситуацию, его голова взорвется от мрачных мыслей, повредив осколками окружающих. Генрих решился и заговорил с отцом:

– Отец, я уже заканчиваю школу. Пора мне о будущем подумать. В Конторе Карл справляется. Я решил стать военным. Поеду на восток, в Венгрию. Вступлю в Орден Дракона 22 22 Рыцарский орден га востоке Европы. ландскнехтом 23 23 Пеший наемник не благородного происхождения. , буду в крестовых походах биться. Мне бы только денег немного на дорогу, да на снаряжение. Я потом все верну, наёмники много зарабатывают. Не считая добычи.

Вначале пылкая речь Генриха, под взглядом отца становилась все неуверенней и тише. Взгляд мог означать, что обладатель этого лица только что наелся незрелого терновника и закусил клюквой, Отто слушал грозно сдвинув брови и скривив рот, потом неожиданно расхохотался, чего домашние не видели уже много лет:

– Посмотрите, я вырастил нового Фридриха Барбароссу 24 24 Легендарный полководец, император Священной Римской империи ! Я думал, как поправить дела? А Генричек всё решил! Привезёт три воза добычи, и мы богаты! Конечно же, я куплю тебе баварские доспехи, двуручный меч и андалузского жеребца, – отец отхлебнул вина из кружки и разорвал руками щуку. Хенни тут же снова наполнила кружку мужа.

– Тогда отдайте меня на обучение в университет, в Кёльн, – Генриху не хотелось оставаться в Шлеттштадте. Он решил идти до конца, – я узнавал, там обучение для бедных два гроша стоит за половину года.

– Отпустите его, отец, – поддержал брата Карл, – мы с Вами в конторе сами справимся, а Генрих после обучения уважаемым человеком станет, знакомство заведет. Может он в церкви служить будет, или в ордене, так нам поборы поможет снизить.

Отто задумался, съел кусок рыбы, потянулся за колбасой. Карл знал, какие струны нужно задеть в душе отца. После долгого молчания, глава семьи проговорил, обращаясь, как всегда, только к старшему сыну:

– Ты прав, в конторе от Генриха толку никакого нет. Я смотрел сегодня книги. На прошлой неделе он умудрился за яблочный гульден 25 25 Золотая монета Римской империи, введенная Сигизмундом Люксембургским. Изначальный вес 3,4 грамма, но постепенно снизился до 2,5 граммов золота. отсыпать серебра как за венгерский дукат 26 26 Золотая монета, весом примерно 3,6 грамма, после венецианского дуката самая стабильная валюта того времени. . Так мы быстро по миру пойдём. Однако в Кёльн ещё добраться нужно. Да и жизнь там дорогая. Проездит зря, да не примут в университет. Там поумнее поступают, чем из счётной школы, – Отто наконец посмотрел на Генриха, – пойдёшь в местную латинскую школу при ордене доминиканцев. Там или священником станешь, они на нашем горбе неплохо поживают, или до университета доучишься.

– Но, отец!

– Об этом разговор закончен.

Ночью Генрих вышел из комнаты по малой нужде. Проходя мимо комнаты родителей, он услышал тихий разговор. Мальчик остановился. У него, как у любого существа, попавшего в ситуацию, когда поток жизни смывает его с места, которое, может быть, и не было настолько уютным, но было привычным, зародилась надежда, что сейчас всё исправиться и пойдет по-прежнему. Генрих прислушался. Он, как любой ребёнок в своём детском эгоизме, думал, что мать именно сейчас защищает его перед злым отцом. Но разговор шёл совсем о другом. Говорил отец:

– Если ты позволишь себе стонать и улыбаться, как в прошлый раз, я тебя снова поколочу.

Голос, явно принадлежавший матери, отвечал:

– Но мне приятно быть с тобой. Я рада доставлять удовольствие своему господину.

– Доставлять удовольствие, а не получать! Удовольствие от соития получают только шлюхи, совокупляющиеся с Дьяволом. Ты, видимо, ведьма. Так я из тебя демона и вышибу.

Потом послышалась серия глухих ударов. Потом слышны были только плач Хенни и тяжелое ритмичное сопение Отто.

Пасха в 1461 году от Рождества Христова выдалась ранняя и пришлась на 7 апреля. Снег на полях уже почти подтаял, оставшись только грязными пригорками в тени леса и по северным склонам оврагов. В городе Шлеттштадте не осталось ни упоминания о прошедшей зиме. Небо не жаловало солнышком, но и осадков из низких серых туч не посылало. Пасхальные торжества отгремели и жизнь снова потекла своим чередом.

Генрих Крамер открыл тяжелую дубовую дверь и зашёл в Пробство святого Доминика, находящееся рядом с церковью святого Георга. Здесь же находилась и латинская школа, войти в которую можно было через главный вход с улицы святой Варары Илипольской. Настроение было отвратительным. У городской стены, там, где к ней примыкала улица Кожевенников, шёл нескончаемый ремонт городской стены, тяжёлыми телегами из мостовой выбило несколько камней. Когда таял снег и разлились сточные канавы, ямка наполнилась продуктами жизнедеятельности горожан. Вот в эту ловушку и шагнула нога Генриха. Теперь ноге было холодно, а вокруг распространялся характерный запах.

Мужчине уже минул тридцать первый год. Роста он был среднего. Телосложение не то чтобы грузное, но какое-то рыхлое. Покатые плечи, тонкая шея и уже наметившееся брюшко не позволяли заподозрить мужчину в склонности к физическому труду или ратным забавам. Балахон белой монашеской рясы, подпоясанный кожаным ремнем, скрывал недостатки фигуры. Хотя Генрих не давал обет и официально монахом не был, тонзуру на голове выстриг. Она скрывала раннюю лысину. Школу Генрих уже закончил, но уходить было некуда. Родители умерли. Брат Карл не выдержал конкуренции с крупными компаниями в уже повсеместно называемом на флорентийский манер банковском деле, разорился и спился. Он скончался прошедшей зимой, замёрзнув на пороге заложенного за долги дома. Благо, что семьёй обзавестись не успел. Ещё задолго до того хозяин лавки Гельмут Ланг, к дочке которого Карл сватался, узнал о бедственном состоянии будущего зятя. Он внес щедрое пожертвование в Церковь Святого Георга и, заручившись одобрением Преподобного Йохима Риттера, расторг помолвку.