Вячеслав Антонцев - Одна капля в море жизни

Трудно сказать, сколько времени Всадник преодолевал Отертонские подъёмы, однако, когда он подходил к Южным воротам, Солнце село окончательно. Сумерки уже опустились, а удлинившиеся тени заполонили всё обозримое пространство. Редкий тусклый свет в окнах домов, да снующие туда-сюда запоздалые прохожие не осмеливались спорить с большой и могучей темнотой. Быть может, виной тому было влияние Севера, но иногда по ночам в Отертоне становилось жутковато. Он подошёл к наглухо закрытым воротам в три человеческих роста, что были зажаты между двумя высочайшими башнями. От них влево и вправо отходила отвесная неприступная стена, на вершине которой плясали редкие огоньки факелов. Всадник подошёл к дверям вплотную и как следует постучал.

– Кого там ещё принесло? Мы закрыты на ночь! – незамедлительно прозвучал злой, скрипучий, рассерженный голос откуда-то сверху. Эх, пришёл бы он на полчасика раньше, то вполне бы успел проскочить в ещё открытые ворота крепости…

– Это я, Всадник! – громко и чётко сказал Всадник, пристально вглядываясь в небольшое отверстие в стене, приблизительно в метре над воротами. В случае осады крепости (что, насколько было ему известно, никогда не происходило), из него на врагов должны были обрушиться целые литры кипящего масла, а то и олова со свинцом. Сейчас же оттуда доносился рассерженный голос, по-видимому, одного из ночных дежурных.

– Всадник? Какой Всадник? Убирайся прочь, и не возвращайся до утра, сказал же, что Крепость закрыта, – сказал не менее рассерженный голос из этого небольшого окошка.

Он вздохнул, но делать было нечего. Набрав как следует воздуха в грудь, он громко и чётко произнёс:

– Его Императорского Величества посланник и верный слуга принес важное известие достопочтенному лорду Антонию, властителю Отертонских земель! Прошу впустить меня, ибо дело безотлагательное!

На несколько минут над наглухо запертыми воротами повисла тишина, так что Всадник даже усомнился – не ушёл ли бдительный страж сразу после того, как приказал ему возвращаться утром? Не осталась ли его, хоть официальная, но высокопарная фраза неуслышанной? Он стоял среди навалившей тишины, под покровом полностью уже спустившейся ночи. Лишь только откуда-то из глубин города ветер порой приносил какие-то неясные скрипы, перешёптывания, робкие стуки. Со стороны же Отертонского замка, грозно и безмолвно нависающего над ним, словно отвесная скала, не доносилось не только ни одного шороха или скрежета, но даже не было видно сколько-нибудь заметного шевеления. Он довольно долго стоял, прислушиваясь и всматриваясь. Окажись рядом с Всадником человек, достаточно зоркий, чтобы в темноте разглядеть его лицо, то нашёл бы его скорее непроницаемым, чем суровым.

Всадник уже начал потихоньку задумываться насчёт ночлега, как внезапно, шагах в пятнадцати от главных ворот, раздался громкий скрип. Маленькая дверца, обыкновенно замаскированная под стену, а в неясном, тусклом свете звёзд и вовсе незаметная, открылась, и из стены вынырнул какой-то смутный силуэт, отдалённо напоминавший туловище. Силуэт двигал руками, жестикулировал и шепотом молвил:

– Так чего же ты раньше не говорил? Входи!

И Всадник вошёл.

– Вот только лошадь придётся оставить. Давай-давай, утром проведёшь через главные ворота. Ну не открываемся мы на ночь, ты пойми. Не хватало ещё, чтобы по внутреннему двору по ночам всякие шастали.

Что же, делать было нечего, и спорить он не стал. Привязав своего товарища к небольшому столбику неподалёку, он последовал за сумрачным силуэтом.

Они вошли в очень тёмный, длинный, низкий коридор, который к тому же постоянно петлял. То был один из секретных проходов замка, и открыть его можно было только изнутри. Всадник, хоть ему это удавалось с переменным успехом, старался следовать за стражем. Глаза его, ещё не успевшие привыкнуть к непроглядной тьме скрытого от посторонних глаз коридора, не могли различить бесчисленные повороты и выступы, и потому очень скоро он набил себе синяков. Впрочем, тёмный переход не мог длиться слишком долго, и в конце концов они вышли на залитую тихим лунным светом лужайку внутреннего двора, на котором уже стояли несколько других стражей. С трёх сторон их окружали высокие, отвесные, неприступные стены Отертонского замка, позади осталась суровая оборонительная стена. Где-то гремел фонтан, и звуки его, хоть и приглушённые расстоянием, всё же долетали досюда.

Большой человек в ярко-красном халате, с длинным нелепым колпаком на голове и в тапочках, вышел им навстречу.

– Доброго здравия тебе, гонец! Надеюсь, ты принёс благую весть. Впрочем, всякое известие от Великого Императора мы считаем за благо. Каков был твой путь, что ты видел, что преодолел? Как нынче поживают на юге?

– Благодарю вас, эм… – тут Всадник замялся.

– Павел. Павел. Управляющий этого чудесного замка, к вашим услугам

– Да, спасибо большое, Павел, спасибо. Признаюсь, путь мой был долог и утомителен, но ничего нового я не увидел. Всё так же в Астетоне пашут землю и поливают сады, всё так же в Нэртоне дуют меха и стучат сапожники. Дивизия Кана стережёт южные подступы к Столице, а Император, да продлятся годы его правления, прочно держит власть в своих руках… Но сейчас не об этом, мы успеем ещё обо всём поговорить, быть может, и ты расскажешь мне, что нового произошло в здешних краях… Сейчас мне необходимо передать Императорское послание чрезвычайной важности. Где можно разыскать Антония?

Павел какое-то время подумал, затем произнёс:

– Боюсь, сейчас Антоний находится в своих покоях, и будить его – не самая лучшая идея. Его светлость… В общем, думаю, вы вполне можете передать это послание мне, а утром лично отдам его Антонию. Полагаю, он будет не прочь принять и вас, если…

– Это исключено, – отрезал Всадник, – пергамент, который находится сейчас в моих руках, столь исключительной важности, что я должен передать его напрямую Антонию.

– Знаете, это прозвучало чуть ли не как оскорбление. Неужели вы думаете, что я, лично преданный Отертонскому вла…

– Дело не в том, кто кому предан, и не в том, что я хочу кого-то оскорбить, – вновь перебил Всадник, – а дело в том, что Император лично мне дал очень чёткие и ясные распоряжения, согласно одному из которых я должен буду вручить письмо лично Отертонскому Лорду и никому другому. Более тебе я ничего не скажу. Мне необходимо видеть Антония, и причём как можно скорее. Полагаю, он сам с радостью меня примет, поскольку мы с ним когда-то давно были хорошо знакомы. Нас можно назвать даже старинными приятелями.

Павел опять некоторое время молчал. Они вошли в какое-то строение, поднялись по широкой, тёмной лестнице. Всадник, управляющий, несколько стражников – все они шли теперь по какому-то длинному, высокому коридору, с высокими узкими колоннами и большими арочными витражами, сложенными из бесчисленного количества разноцветных стёклышек. Света они пропускали совсем немного, и казалось, что весь уходящий в бесконечность коридор был залит едва-едва освещавшей стены тёмно-синей субстанцией. Шаги каждого из них эхом отдавались по всему необъятному помещению, порою на них обрушивались порывы ветра. Иногда из темноты выныривали всевозможные проходы, такие же бесконечные, высокие и тёмные коридоры, запертые двери. Всякий раз, когда Всадник оказывался в этом замке, он поражался его масштабом и сложностью устройства. Даже сейчас, хоть он и обладал достаточно хорошей памятью, он никак не мог определить, где, и даже в какой части замка они находятся.