Серж Запольский - Две луны Мезозойской эры

– Доктор Стар, подать вам шлем? – спросил Сэм у Басс.

Басс посмотрела на него долгим, «мохнатым» взглядом. Ответила медленно:

– Не надо. Мне не хочется играть в футбол. Я на вашу игру посмотрю.

Между тем, стало смеркаться. Заработали проекторы, и на площадке возник стадион. Фуражиры приготовились выбирать себе футболиста, за которого они собирались сегодня играть. Всходящие над горизонтом две луны почти не мешали изображению, но Басс какое-то время вглядывалась в них, не отрываясь. Она всё никак не могла привыкнуть, что у земли когда-то было два спутника. Феерическое видение потрясало.

На стадионе разворачивалось своё зрелище. Первыми появились, небрежно переставляя мускулистые ноги, нападающие – лучшие исполнители стандартов и штрафных ударов. За ними следовали гордые и высокие центрфорварды – тотальные игроки, легко меняющие позиции на поле в зависимости от обстоятельств. После них – высокие и крепкие полузащитники, которые отличались особенно воинственной наружностью. Завершали шествие защитники-чистильщики, играющие исключительно важную роль в общей атаке.

И тут у Басс остановилось дыхание: на неё, опять неожиданно, накатывала олиба.

Басс впервые отчётливо почувствовала этот мир, отделённый от неё охранным куполом. Чужие мысли ринулись к ней разом, и их было много, и она едва успевала подумать одну, как к ней уже приближалось на мягких лапах чьё-то другое сознание, и скоро эти мысли сплелись в её голове в один огромный алый клубок из всех ползающих, бегающих, плавающих и летающих организмов, которые существовали на Земле сотни и сотни миллионов лет назад.

Потом словно невидимые метаптицы засвистели в ветвях невидимых протодеревьев, и новый, незнакомый, дымчато-серый запах защекотал ей ноздри. Этот запах стоял в жарком мезозойском воздухе, неподвижно зависнув над киноциркусом, и был он неотделим от других привычных земных запахов: от смачного духа городских площадей, от резкой вони гниющего на речных отмелях мусора, от тысяч и тысяч оттенков химического букета нагретого солнцем асфальта, смешанного с выхлопами великого числа автомобильных глушителей.

Этот запах рос, закручиваясь вверх и соединяясь там, в двулунном ясном небе, с криками ночных хищников, и скоро Басс стало казаться, что она всегда жила в этом мире и останется жить здесь и дальше, и не умрёт никогда…

В мире, куда она снова попала и который поклялась себе спасти от имени всего человечества.

****

– С фига ли? – спросил Петрович и повернулся к Сэму от микроскопа.

Сэм стоял перед ним с удивительно просящим видом, согнувшись в спине и вытянув шею, словно открывал дверь в кабинет врача с робким вопросом, можно ли ему войти.

Но Петровича трудно было пронять любым видом Сэма, даже видом Сэма умоляющего, поэтому он строго повторил:

– С фига ли, Сэмчик, мне это делать? Сейчас мои исследовательские часы.

Обрадованный тем, что Петрович, наконец-то, заговорил с ним, Сэм заканючил:

– Ну, перенеси свои часы, Петрович, миленький. Мне очень нужен микроскоп, просто до зарезу! Клянусь папой Иисусом!

– Мне тоже нужен микроскоп, Сэмчик, – отрезал Петрович и опять крутанулся к микроскопу на своём стуле.

– Да что? Что такого срочного тебе может быть надо? – взорвавшись, басом взревел Сэм уже в своей обычной манере.

– А то срочного! – не поворачиваясь от микроскопа, отозвался Петрович своим самым занудным тоном. – То и срочного, что дрозофилы не жрут наш горох… А ведь должны!

Сэм в удивлении округлил глаза, и они застыли на его чёрном лице, как белеющие в полумраке бара бильярдные шары, только шары с чёрными зрачками. Впрочем, эта маска потрясения на его лице так же быстро пропала. Скоро Сэм принялся стоять и молча смотреть на Петровича уже со скорбным видом.

Петрович чуть повернул голову от окуляров и скосил глаза на Сэма.

– Сходи, попроси микроскоп у Мики. Я знаю, что он сегодня тоже с микроскопом работает. У него какой-то облом с технологией получения аптамеров, – милостиво предложил он.

Наверное, Сэм смекнул, что любезно разговаривать с ним – самый верный путь доступа к микроскопу, потому что очень заинтересованно спросил:

– А что у Мики с аптамерами?

– Не знаю. Что-то у наших псов с носом стряслось, – пробормотал Петрович, подкручивая кремальеры регулятора света микроскопа. – То ли микрочип не оснащается нанодетекторами, то ли микроячейки не закрываются гидрофобными мембранами… Я особо не вникал.

Сэм на это ничего не ответил, он продолжал стоять, и тогда Петрович повторил даже угрожающе:

– В общем, лучше бы тебе сходить к Мики.

– Не-ет, ты плохо подумал… У Мики микроскоп рентгеновский, – жалобно протянул Сэм. – А мне надо твой, обыкновенный! Ты плохо подумал. Подумай хорошо, и скажи: «Да!»

Петрович молчал.

Потом, наверное, Сэм решил прибегнуть к лести, потому что заговорил томным голосом с придыханием:

– Ты такой красивый, Петрович… У тебя такая красивая красная лысина! Блестит так красиво и даже светильник в ней отражается. Очень эффектно…

– Я на солнце сгорел вчера, – заулыбался Петрович и обернулся к Сэму.

Взгляд Сэма напряжённо застыл, и Петрович посмотрел в ту же сторону: через лабораторию по проходу вдоль столов, здороваясь с парнями, шла Басс.

– Вы уже уходите, доктор Стар? – тут же поспешил заговорить с ней Сэм.

– Да, я уже закончила на сегодня, – ответила та, подошла к ним и остановилась.

Басс улыбнулась, и Петрович завороженно замер, в которых раз потрясённый обаянием её улыбки.

– Ну, и как там с нашими полюсами? – опять спросил Сэм, пожирая Басс глазами.

– Положение магнитных полюсов по-прежнему меняется в условиях снижении силы магнитного поля Земли, – всё с той же улыбкой сообщила Басс.

– А каковы прогнозы? – не отставал от неё Сэм.

Басс потрогала седой ёжик своих волос на макушке, словно проверяя, есть ли они на голове, и ответила:

– Сказать что-либо ещё сложно, для прогнозов недостаточно данных. Но понятно, почему на Земле сейчас несколько магнитных полюсов… Полюса начинают блуждать, когда магнитное поле Земли ослабевает.

– Это опасно, доктор Стар? – опять спросил Сэм и расправил свои широкие плечи, демонстрируя, что с ним ей можно не бояться никаких геомагнитных катаклизмов.

– Не знаю. Поэтому я связалась с Центром… Но меня там успокоили, что этот процесс может длиться тысячи лет, – ответила Басс и спросила: – А вы что делаете, Петрович?

Не успел Петрович открыть рот, как Сэм радостно выпалил:

– А мы здесь дрозофил изучаем!

Петрович неодобрительно глянул на Сэма, выключил микроскоп и ответил с достоинством:

– А вы знаете, доктор Стар, что в двадцатом веке все продукты питания были полезны? Все продукты, без исключения. В нашей семье сохранилось прабабушкино бумажное издание книги «О вкусной и здоровой пище» середины двадцатого века с очень интересными картинками. Так сливочное масло было очень полезно и в каше, и в картофельном пюре. Ещё его мазали на хлеб, а сверху клали сыр. И никто не боялся потолстеть. Куриные яйца были полезны, причём полезны целиком. Это потом медики забили тревогу, и рекомендовали всем есть в яйцах только белок, а ещё позднее – употреблять только желток… Мясо было полезно любое, особенно свинина. Были полезны почки, сердце, даже печень. Люди тогда не опасались холестерина и холестериновых бляшек в сосудах. И никто не боялся из-за нитратов есть крепкий отвар овощей в виде борща. Такой отвар особенно был полезным, как и мясной бульон, который не надо было сливать. И только к двадцать первому веку стало появляться все больше тучных людей разных возрастов с целым перечнем хронических заболеваний, несмотря на огромное количество всевозможных диет и ограничительных рекомендаций.