Серж Запольский - Две луны Мезозойской эры

Морозов вытянул губы в тонкую нить, прикрыл один глаз и сказал:

– Я могу предложить тебе уехать на полгода.

– Куда?

– Туда, где тебя точно не найдут, – ответил Морозов и принялся перечислять с энтузиазмом турагента: – Свежий воздух, девственная природа, грозы и солнце, изобильный животный мир, тишина и покой… Но придётся и поработать, конечно!

– Брось темнить, толстая профессорская задница! Говори давай! – воскликнул Басс.

Морозов затрясся огромным телом, заходясь в хохоте. Отсмеявшись, он ответил:

– Говорю, тощая докторская задница. Точнее, спрашиваю… Что ты знаешь о перемещениях во времени?

– Знаю, что тайм-калигмент запрещён всеми правительствами мира, – ответил Басс.

– А что ты скажешь, если этот запрет собираются негласно снять, чтобы провести некий секретный эксперимент? И твой покорный слуга участвует в его разработке?

– Скажу, что повод должен быть очень серьёзным, поручик.

– Да уж куда серьёзнее, корнет… Человечество на пороге вымирания от голода. Ты это прекрасно знаешь.

Басс откинулся на спинку стула и взял в руки свою чашку. Кофе уже остыл и сделался невкусным, но не выливать же настоящий кофе из-за этого? Он сделал большой глоток.

Да. То, что человечество оказалось на пороге вымирания от голода, было общеизвестно: пики роста производства на полях и животноводческих фермах остались в прошлом. Для молока пиковым стал 2004-й год, для сои – 2009-й, для куриного мяса – 2006-й, для риса – 1988-й год. После пиковых значений рост производства уменьшился или застыл на прежнем уровне, но темпы замедлились: развитие цивилизации привело к недостатку таких базовых ресурсов, как земля, вода и энергия, а также породило экологические проблемы.

В начале ХХI века от голода и недоедания страдал уже один миллиард человек, и страны Африки к югу от Сахары – в большей степени. В развитых странах это число составляло около пятнадцати миллионов по данным 2009 года. И количество факторов, влияющих на продовольственную ситуацию в мире, только росло. Конечно, человечество для снабжения себя пищей использовало все методы, и экстенсивный, и интенсивный. Активно внедрялись также нетрадиционные способы производства – конструирование искусственных пищевых продуктов на основе белка из натурального природного сырья, например. И всем казалось, что это выход из кризиса…

– Что я должен буду делать? – спросил Басс.

Морозов сразу посерьёзнел.

– Ну, во-первых, ты же врач, великолепный хирург, и это твоя первейшая обязанность, а во-вторых… Вы все будете выращивать пшеницу. Ну, и ещё по мелочи – овощи, корма.

– Ты сказал «вы»? Нас будет много?

– Да, человек десять или двенадцать на первых порах. Но эксперимент собираются расширить, поэтому называться вы будете «Провиантский полк».

– Что за люди? Добровольцы?

Морозов замялся.

– В некотором роде добровольцы. Тут такое дело…

– Говори, темнило.

– Правительство хочет заодно решить проблему «лишних ртов».

– То есть? Выкладывай, мне выбирать не приходится. Это преступники?

– Нет, не преступники. С тобою вместе будут бомжи, клошары и прочие асоциалы… Так что, разговаривать за жизнь я тебе с ними не рекомендую. Хотя, конечно, в бомжи попадают самые разные люди, иногда учёные и философы.

– От сердца отлегло, – засмеялся Басс. – А я уже подумывал завербоваться в «Иностранный Легион», но если у вас будут философы… Когда прийти с вещами?

Морозов помолчал, потом выговорил:

– А вот твои вещи тебе там не понадобятся. И возвращаться домой не следует – за тобою же следят. Подожди, я сейчас свяжусь, с кем надо.

Он встал и прошёл в кабинет к дисплеям, а когда вернулся, Басс спросил у него:

– Борис, почему ты веришь, что я не сумасшедший?

Морозов застыл, потом сказал, глядя на Басса цепко:

– Я вполне допускаю, что под действием инвизибулина твой мозг приобрёл свойства… Э-э… Отличные от общечеловеческих, так сказать. А я всегда был уверен, что Вселенная – это немыслимо огромный квантовый компьютер. И человеческий мозг – лишь маленький кусочек общей программы.

Басс прервал его, подняв руку. Спросил, скептически ухмыльнувшись:

– Опять темнишь?

Морозов хмыкнул. Сказал:

– Хорошо. Когда ты лежал без сознания, то говорил по-английски.

– Конечно, я всё же его учил.

– Нет, ты говорил очень бегло. Используя устаревшие выражения и с бристольским акцентом.

– Гонишь, поручик, – недоверчиво выговорил Басс.

– Сами вы гоните, корнет, – ответил Морозов и внезапно, закатив глаза к потолку, начал бормотать своим занудным «профессорским» голосом: – Английские акценты, молодой человек, обычно делятся на две главные группы. Спикеры-«rhotic» объявляют…

– Хватит, хватит! Фиг с тобой! Я тебе верю, – остановил его Басс и, выдохнув, допил остывший кофе.

****

Эта семейка приходила на его поле в одно и то же время.

Басс узнавал об их появлении по дрожанию земли под ногами. Впереди всегда брёл папаша, нехотя волочивший за собой шестиметровый хвост. За ним и чуть сбоку тащилась мамаша, усердно переваливаясь на столбообразных ногах. Малыш появлялся самым последним. Он скакал вприпрыжку, высоко поднимая лапы, и даже издалека было видно, как ему весело.

Почему аллозавры выбрали его купол, Басс не представлял. Здесь росла пшеница, и его поле ничем не отличалось от других таких же наделов. Аллозавры – хищники. Они не едят пшеницу, но эта троица приходила сюда каждый вечер. Самец и самка утыкались в невидимый купол огромными мордами и какое-то время стояли так, словно пытаясь сообразить, что же их не пускает дальше. Потом они с тяжёлыми, шумными вздохами ложились вдоль границы действия купола и замирали. Малыш, побегав от одного родителя к другому, подскакивал, наконец, к Бассу – тот уже ждал детёныша у периметра.

Малыш был совсем маленьким, чуть выше человеческого роста. Он садился на хвост, закрывал глаза и протягивал Бассу голову на тонкой и по-детски ещё короткой шее. Его передние трёхпалые лапки с нешуточными, между прочим, когтями уморительно подёргивались, как у выпрашивающей подачку дворняжки. Басс, невольно улыбаясь, принимался его гладить.

Тело Малыша уже начинало покрываться кератиновыми бляшками, но гребень на носу пока не появился. Здесь кожа была нежная, тёплая, нагретая яростным мезозойским солнцем. Как и у всех детёнышей динозавров, на морде Малыша росли мелкие пёрышки, напоминающие мягкую шёрстку. В этой шёрстке, от внутреннего угла большого глаза, тянулся мокрый след от слезы, как у оленёнка.

– Ах ты, глупая скотинка, – сказал Басс жалостно. – Никто-то тебя здесь не гладит.

Малыш приоткрыл веко, сверкнул дурным стеклянным глазом и, согласно выдохнув, подставил Бассу морду другой стороной.