Т. Амман - Песнь Нижних земель

– Понятно.

– Машинист просил узнать, есть ли у вас вопросы, пожелания?

– Нет, сказал полукровка своим странным, хриплым голосом, нет. Спасибо за заботу.

– Господа, юноша кивнул, вновь открыл дверь, впуская шум и ветер. И был таков.

– Зараза. Это дольше, чем я думал.

– Мы не особо-то и спешим, алакил, пробасил гигант, пожимая плечами. Чего ты так разнервничался, не понимаю.

– Нервы сдают, прошипел Сарга, накидывая капюшон.

Первую остановку вагонет оставил позади, загрузив склад новыми ящиками с углем и бутылями свежей воды. Старые сосуды, опустевшие после долгого пути, остались покоиться на маленьком перроне остановки. До отбытия в дальнейший путь машинист – болтливая душа – начал заводить знакомства со своими пассажирами, безрезультатно стараясь вывести их на откровенный разговор. Его интерес, появившийся после визита в пассажирский отсек молодого Сипона, явно намекал на глубокое впечатление юноши, оставленное после короткого разговора с алакилом и его надсмотрщиком. Машинист то и дело пытался, как бы невзначай, заглянуть полукровке под капюшон, дабы воочию убедиться в наличии у представителя печально известной профессии ужасающего «третьего глаза». Делал он это настолько культурно, что даже не злил алакила, который лишь вяло отмахивался, поглядывая на своего громадного тюремщика. Тот, к великому сожалению Суму-ла-Эля, несмотря на свое положение, являлся человеком скудного ума, и разговор с ним никак не задавался. Но и этих мыслей Суму не выказывал, ведь он, как и положено любому валимиту из обеспеченной семьи, был крайне воспитан и осведомлен в вопросах правил приличия.

Пока вагонет стоял на своей первой кратковременной остановке, алакил с надсмотрщиком расположились подле него, изредка перего вариваясь. Машинист с помощником отошли в захудалую вокзальную лавку за свежей едой и водой. А вагонеточный углежог – молодой асир с извечной угольной пылью на бороде и лихорадочными черными глазами – пребывал, по всей видимости, в малом восторге от описанного Сипоном диалога в пассажирском отсеке. Более того, само нахождение поблизости такого отродья, как алакил, не давало ему покоя. Он не скрывал презрения, проходя мимо жутковатой парочки, косился и хмурил черные брови, таская уголь. А подойдя к группе собравшегося у кладовой вагонета немногочисленного обслуживающего станцию персонала, мало состоящего из известных народов Империи, и вовсе осмелел, в голос обсуждая мерзких пассажиров. Собравшиеся оборванцы утвердительно кивали, кося закисшие глаза на полукровку. Сплевывали пожелтелую от бигта слюну на серый песок, шипя неразборчивые проклятия. Огромный надсмотрщик смотрел на них, опершись о нагромождение коробок, то и дело бросая взгляд на выродка-подопечного, стоявшего рядом.

– Четверо хранят от таких, пожиратель! – крикнул асир, заметив, что выродок наблюдает за ними. Грязная смесь, под Черного подлезшая, что может быть хуже?

Собравшиеся загудели, одобрительно поддакивая, однако, не слишком прибавляя в голосе. Ведь в этих землях поредевший люд хоть и не был так осведомлен в причинах ненависти углежога и явном страхе остальной команды вагонета к их пассажирам, но отличить двух простаков от пары отморозков могли на раз. Насчет этих двоих, то чаша весов склонилась в головах люда ко вторым.

Громила с туповатым лицом уставился на полукровку, тот лишь улыбнулся, промурлыкав в ответ:

– Ты давай, накидывай угольку, молодой.

Вернулся машинист, окликнул углежога. И тот, ругаясь, залез в будку. Пожилой валимит прощался со старыми знакомцами, то и дело тревожно поглядывая на своих пассажиров, пригласил последних занять свои места, а сам вернулся к вентилям. Помощник прикрыл двери, послышался высокий гудок, на том и двинулись.

Холодное солнце ускорило темп, следуя за горизонт. На пустынные просторы спускалась вечерняя тень. Вагонет, фыркая и шумя, подъез жал к следующему на их пути схрону – маленькой грязной станции с потрескавшейся, потемневшей кладкой. На ней уже зажигали огни, платформа зашевелилась тенями работников, как только ветер донес до одиноких потрепавшихся построек визгливый тройной гудок. В эти места, в звонкую пустоту серых песков и далеких развалин, чистота и забота имперских архитекторов и государственных служащих добирались с трудом, если вообще добирались.

Вагонет остановился. Несколько работников, переговариваясь на жуткой тарабарщине, полезли выдувать из важных мест механизма скопившийся песок. Углежог, приветственно окликнув их и скинув трап, быстрым шагом направился в приземистую корчму, чью архитектурную принадлежность к имперской нещадно стирало время и многочисленные деревянные следы грубого ремонта.

Суму, устало подув на усы, потянулся, зевнул, быстро дал молодому помощнику распоряжения. Сам же направился к двум пассажирам, интенсивно разминавшим кости на перроне. Он подошел к ним, улыбаясь настолько добродушно, насколько мог. В полумраке, стремительно налетевшем на пустыню, надсмотрщик и его подопечный, облаченные в темные накидки, прикрытые просторными капюшонами, казались гротескными тенями, чудовищами из старых сказок, что в ночи пожирали людей, оставляя села пустыми. Подойдя к ним, он посмотрел на алакила, слегка закинув голову, полукровка не обладал, как и полагалось, могучим ростом асиров. В лицо его здоровенного надсмотрщика машинист старался лишний раз не смотреть – не от отвращения или страха, наоборот, простоватая квадратная мина казалась ему куда приятнее, пожилой валимит не мог так высокого задирать голову, ибо шея тут же отзывалась ноющей болью.

– Господин алакил, начал он. Господин тем Ра, тут мы остановимся на пару часов. Я, ма, немного вздремну, и мы продолжим нашу поездку.

– Во сколько мы отправляемся? – спросил алакил, смачно зевая. В тусклом свете его заостренные зубы казались еще более зловещими. Зевок заразил и гиганта, передавшись к уставшему в пути машинисту.

Суму, потерев усы, прикинув, ответил:

– Отбытие к часам восьми, его глаза забегали, если вы не против, конечно.

– Мы не против, пробасил гигант.

От удивления ла-Эля выдернуло из дремы.

– Сколько займет последняя остановка? – неожиданно резко спросил полукровка.

– Э-м-м. Она, она самая небольшая, господин алакил. Мы будем у Пасти самое позднее к одиннадцати часам!

Поймав пристальные взгляды своих собеседников, мужчина поспешил заверить:

– Тамошний вокзал не такой, как эти. Там можно и, ма, с комфортом поспать!

Полукровка слегка наклонился, края ужасного шрама мелькнули из-под капюшона:

– Вы же понимаете, господин Суму-ла-Эль, что дело наше важно. Можно сказать, все мы находимся под чутким присмотром чиновников.