Юрий Гельман - Остров Хризантем

– Штурман, дайте координаты по месту! – скомандовал Макаров, пристально вглядываясь в темнеющий горизонт.

– Семнадцать градусов тридцать три минуты северной широты и сто сорок пять градусов пятьдесят пять минут восточной долготы, – доложил старший штурман Розанов через минуту. – Это, похоже, остров Аламаган.

– Что ж, – сказал Макаров, – это и к лучшему. Подойдем ближе, отыщем возможность встать на якорь с подветренной стороны, там и заночуем. А завтра с утра и остров обследуем, и кораблю надлежащий ремонт дадим.

«Ну вы, конечно, молодцы! Спрятать в подвал – в эту, можно сказать, могилу – дневник прадеда! Это кто ж такое придумал, а? Я вас спрашиваю, дорогие родители. И почему это, папочка, ты решил, что, возможно, мне это будет интересно? Мне это не просто интересно, а – как говорил в свое время Ленин – архиинтересно! Ну вы, честно говоря, даете! Ладно, все. Поругал вас – в кои-то веки было за что. Насчет консервации: мамочка, прости, постараюсь не забывать. Все, целую, ваш Гриша».

Он откинулся на спинку стула, бегло прочитал написанное, потом привычным движением правой руки нажал клавишу Enter, и письмо отправилось в Египет.

Вечерело. Скупое октябрьское солнце давно выдохлось, суетливо скатившись за горизонт. На застекленной лоджии было довольно тепло, даже уютно. Это если закрыть все стороны занавесками и включить бра над старым креслом. Маленькая комнатка получалась, со своим особенным запахом, со своей душой. Еще несколько лет назад Гриша устроил себе такой уголок – для ночного чтения, как объяснял он сам, или для мечтаний, как сетовала мама. Она вообще-то была довольно прагматичным человеком, с недоразвитым чувством собственности, потому что не собиралась удерживать своего единственного сына подле себя, а, напротив, регулярно «пилила» его темой женитьбы. Гриша слушал и улыбался. Тогда мама повышала тон, и сын смущенно отворачивался.

У него была Рита. Она как-то сразу понравилась маме, потенциальной свекрови, что, по статистике, являлось большой редкостью. Была у Гриши в доме всего раз – и понравилась. Гриша встречался с девушкой уже три месяца – срок вполне достаточный для проверки чувств. Впрочем, что значит «встречался»? Виделся чаще, чем с другими своими знакомыми, – так будет сказать правильнее. В основном у нее на работе, куда Гриша иногда заходил по своим делам, а после знакомства с Ритой заходил уже и просто так.

Но его что-то все время удерживало от решительных предложений, а Рита никогда не настаивала. Она была спокойной, даже как-то излишне спокойной, чуть ли не человеком без эмоций. Он приглашал ее в кино – она пожимала плечами в знак согласия, он предлагал посидеть в кафе – она не отказывалась, вот только к нему домой прийти решилась лишь однажды. И к себе, что вполне естественно, не приглашала. Даже запрещала себя провожать. Гриша не понимал, с чем это было связано, а Рита не хотела объяснять. «Когда-нибудь я расскажу», – говорила она, и он просто ждал этого «когда-нибудь».

Как-то несовременно все выглядело, старомодно: у них до сих пор не было близости, и это оставалось единственным белым пятном в отношениях молодых людей. Рита была приятной девушкой: симпатичной, начитанной, чаще – серьезной, иногда – смешливой, и Гриша чувствовал себя с ней хорошо и комфортно. Как и она – с ним. А близость… Абсолютно устаревшее положение: «А разве это главное?» – как-то засело в Гришином сознании и вовсе не мешало жить. Всему свое время, думал он и, наверное, был прав.

У Риты были прямые черные волосы до плеч, как у жен египетских фараонов на фресках, большие сливовидные темно-карие глаза с таинственной поволокой, слегка вздернутый нос и выразительные, чувственные губы. И еще – легкая, пропорциональная фигура и грациозная походка. Она вообще напоминала женщину прошлого, может быть, далекого прошлого. Она была привлекательна настолько, что мужчины непременно обращали на девушку внимание, но далеко не каждый решался с ней заговорить. Как-то так складывалось. Какое-то расстояние назначал ее взгляд для каждого, какую-то дистанцию указывал. Но Гриша однажды решился. И преодолел. И она ответила, будто впустила его к себе.

Он пришел в Центральную городскую библиотеку за какой-то надобностью, а там, в читальном зале, – она. Нет, не сидит, согнувшись, за столом, осторожно шелестя перевернутыми страницами. Не пишет что-то торопливо в своей тетради или бегло касается клавиш ноутбука. Она там работает. Выдает и принимает назад заказанные книги из хранилища. Тихо и скромно, не повышая голоса. Так и завязалось у них…

…Совсем стемнело. За пределами балкона устоялась густая осенняя синева позднего вечера. С неослабевающим вниманием, даже с каким-то азартом Гриша читал дневник прадеда. Как увлекательную историческую повесть. Как хорошо закрученный детектив. Каждое событие имело здесь свои широту и долготу. Каждый персонаж – свои портрет и характеристику. Картины стодвадцатилетней давности, описанные корабельным подлекарем, были живыми и правдивыми, от них веяло романтикой кругосветного похода, тяжелым, порой героическим трудом экипажа и глубокой философией выдающегося адмирала-земляка.

«Нет, это просто необходимо как-то издать! – сказал сам себе Гриша. – Нужно будет показать кому-нибудь из местных».

Он отложил толстую тетрадь в желтой кожаной обложке, достал сигарету из пачки. Потом закурил и выключил бра. Через несколько минут, когда глаза привыкли к темноте, Гриша стал различать в небе знакомые огоньки. Он давно любил их, знал все созвездия и множество звезд по именам. Для историка по образованию, работающего в областной газете редактором, астрономия была как хобби, как отдушина от рутинной, порой жестокой повседневности. Прочитав однажды в детстве книгу Перельмана «Занимательная астрономия», Гриша заболел звездным небом навсегда. И, надо сказать, эта любовь оказалась взаимной. Каким образом? Все очень просто: Гриша писал стихи, а небо диктовало ему темы и образы. Так он говорил всем, кто спрашивал, так он объяснял Рите.

– Как тебе удается писать такие стихи? – спросила однажды Рита вкрадчиво.

– Не знаю, – ответил он и понял по ее взгляду, что она не удовлетворилась ответом.