Рейчел Хартман - Серафина

Я трепала манжет своего левого рукава, понимая его лучше, чем он мог себе представить.

– Принеси чернила, девочка, – сказал он. – Мне нужно кое-что вычеркнуть из списка.

Я принесла письменные принадлежности и список задач, который он мне продиктовал, когда я только начала на него работать. Осталось всего десять дней до прибытия Ардмагара Комонота, генерала драконов. В первый вечер должны состояться приветственный концерт и бал, а через несколько дней праздник годовщины Мирного Договора, который будет длиться всю ночь. Я работала две недели, но дел осталось еще много.

Я прочитала список вслух, строчку за строчкой, Виридиус прерывал меня по ходу. Он кричал: «Сцена закончена! Вычеркни!» – а затем позже: «Почему ты еще не поговорила с сомелье? Это самая легкая задача в списке! Я что, стал придворным композитором благодаря отличному безделью? Едва ли!»

Мы подошли к вопросу, которого я больше всего боялась: прослушивание. Виридиус сузил водянистые глаза и сказал:

– Да, как продвигаются прослушивания, мисс Домбег?

Он отлично знал, как они продвигались, но явно хотел увидеть, как я нервничаю. Я постаралась ответить спокойным голосом:

– Мне пришлось отменить бо́льшую часть из-за неожиданной гибели принца Руфуса – пусть трапезничает он со святыми за Небесным столом. Я перенесла некоторые на…

– Прослушивания нельзя было откладывать на последний момент! – прокричал он. – Я хотел, чтобы исполнителей избрали еще месяц назад!

– Со всем уважением, маэстро, месяц назад меня еще не наняли.

– Думаешь, я этого не знаю? – Уголки его губ то поднимались, то опускались, он уставился на забинтованные руки. – Прости меня, – наконец сказал он хриплым голосом. – Горько не иметь возможности делать все то, к чему привык. Умирай, пока молода, Серафина. Терциус был прав.

Я не знала, что на это ответить.

– Все не так плохо, как кажется. Ваши многочисленные протеже придут, программа уже наполовину составлена.

Он задумчиво кивнул при упоминании учеников. У этого человека было больше протеже, чем у большинства людей – друзей. Близилось время урока принцессы Глиссельды, поэтому я закрыла баночку с чернилами и стала быстро вытирать перо тряпкой.

Виридиус спросил:

– Когда ты сможешь встретиться с тем парнем, что придумал мегагармониум?

– Кем? – спросила я, убирая ручку в коробку к другим.

Он закатил красные глаза.

– Объясни мне, зачем я пишу все эти заметки, если ты их не читаешь? Создатель мегагармониума хочет встретиться с тобой. – Видимо, я продолжала так же непонимающе смотреть на него, потому что он проговорил громко и медленно, словно я была тупицей: – Огромный инструмент, который мы собираем в северном трансепте Святой Гобайт? Ме-га-гар-мо-ниум?

Я вспомнила строение, виденное мной в соборе, а не записку, которую, наверное, пропустила.

– Это музыкальный инструмент? Похоже на машину.

– И то и другое! – закричал он, и его глаза зажглись от радости. – И он почти закончен. Я сам проспонсировал половину машины. Это достойный проект для помирающего старика. Наследство. Он будет издавать звук, какого мир раньше не слышал!

Я удивленно взглянула на него. Внутри этого раздражительного старика я увидела взволнованного молодого человека.

– Ты должна встретиться с ним, еще одним моим протеже, Ларсом, – объявил он так, словно был Епископом Дивана Подагры, вещающим с кафедры. – Он также построил Часы Комонота на Соборной площади. Он настоящий гений. Вы отлично поладите. Он приходит только поздно ночью, но я смогу убедить его выбрать нормальное время. Я сообщу тебе, когда сегодня вечером увидимся в Голубом Салоне.

– Не сегодня, простите меня, – сказала я, поднимаясь и забирая свои книги по игре на клавесине с одной из загроможденных полок Виридиуса.

Принцесса Глиссельда организовывала концерт почти каждый вечер в Голубом Салоне. Меня регулярно приглашали, но я так и не сходила туда, несмотря на приставания и ругательства Виридиуса. Необходимость оставаться настороже и весь день осторожничать утомляла, и я не могла задерживаться допоздна, потому что мне нужно было следить за садом и соблюдать режим ухода за чешуей, который я не смела игнорировать. Я не могла рассказать об этом Виридиусу. Я постоянно жаловалась на стеснительность, но он все равно настаивал.

Старик приподнял кустистую бровь и почесал обвислые щеки.

– При дворе ты выше не пойдешь, если закроешься ото всех, Серафина.

– Я именно там, где хочу быть, – сказала я, перебирая пергаменты.

– Ты рискуешь оскорбить принцессу Глиссельду, постоянно отказываясь от ее приглашения. – Он подозрительно прищурился, глядя на меня, и добавил: – Это не совсем нормально, не так ли, быть настолько отстраненной от общества?

Все внутри меня напряглось. Я пожала плечами, не показывая, что уязвлена выражением «не совсем нормально».

– Ты придешь сегодня вечером, – сказал старик.

– У меня уже есть планы на вечер, – сказала я, улыбаясь. Вот почему я столько тренировалась.

– Значит, придешь завтра вечером! – крикнул он, выплескивая на меня свой гнев. – Голубой Салон, девять часов! Ты будешь там или внезапно окажешься без работы!

Я не понимала, блефует он или нет. Я еще не настолько хорошо его знала. Я судорожно вздохнула. Я не умру, если схожу один раз, на полчаса.

– Простите меня, сэр, – сказала я, склонив голову. – Конечно, я приду. Я не осознавала, насколько это важно для вас.

Удерживая улыбку, словно щит между нами, я сделала реверанс и покинула комнату.

Я услышала их хихиканье из коридора: принцессы Глиссельды и придворной дамы, которую она притащила вместе с собой в этот раз. Кажется, это была ее сверстница, судя по тембру смеха. Мгновение я пыталась представить, как мог бы звучать концерт хихиканья. Нам бы понадобился хор…

– Она очень-очень чудна́я? – спросила придворная дама.

Я замерла. Этот вопрос не мог касаться меня, так ведь?

– Ведите себя пристойно! – закричала принцесса, ее смех напоминал журчанье ручейка. – Я сказала колючая, а не чудная!

Я почувствовала, как лицо заливает краска. Колючая? Я правда такой была?

– В любом случае у нее доброе сердце, – добавила принцесса Глиссельда, – что делает ее противоположностью Виридиуса. И она почти красива, если бы у нее только не было пристрастия к этим ужасным платьям! И я не могу понять, что она делает со своими волосами.

– Это можно легко исправить, – сказала дама.

Я достаточно наслушалась. Я прошла через дверной проем, вскипая, но пытаясь не подтверждать свою репутацию. Придворная дама оказалась наполовину порфирийкой, судя по ее темным кудрям и коже теплого коричневого цвета. Она приложила руку ко рту, смущаясь, что ее услышали. Принцесса Глиссельда вскликнула: