Олег Есаулов - Сумерки Богов

Его тревога улеглась, когда он услышал чарующий голосок Герии

– Мы все рады вашему триумфу, генерал. Надеюсь, герой не зазнается и удостоит своим вниманиям бедных поклонниц?

Увидев, что Рогон подозрительно хмуриться, она поспешно добавила:

– Вы должны меня спасти, генерал.

– Спасти? От кого?

Герия притворно вздохнула.

– Мои подруги. Они вцепились в меня крепче тойрских псов. Я обещала им, что познакомлю вас с ними.

Марсий самодовольно улыбнулся.

– Можете на меня положиться. Я вас спасу.

– Вот и отлично. Завтра у меня во дворце званый пир– с нетерпение оборвал разговор император – Вы приглашены. Ну, а теперь хватит любезностей. Давайте посмотрим, чем закончиться триумф. Это самый интересный момент.

Марсий и Герия быстро переглянулись. Страж, никогда не упускавший ничего из вида, заметил их взгляды и нахмурился.

Тем временем на площади происходило нечто необычное. Перед гранитной стелой, названной Алтарем Славы, солдаты поставили двенадцать пленников. Среди них был и Корваг.

Глухо забили барабаны. Огонь в бронзовой чаше – жертвеннике, стоявшей перед Алтарем Славы, окреп и запылал ярче. Жрецы дали знак солдатам и они, точно скот на бойню, грубо поволокли варваров на помост.

Толпа, собравшаяся на площади, следила за действиями жрецов, затаив дыхание.

Когда на деревянную платформу поднялся Кеафа, барабаны стихли. Главный жрец запел высоким, сильным голосом, вознося молитву к богам. Жрецы с серповидными ножами встали позади коленопреклонённых пленников. Наконец священная песня стихла.

Жрецы схватили пленников за волосы и острыми, как бритва, серповидными ножами, одним слаженным движением перерезали им горло. Багровые струи крови звонко ударили в бронзовые чаны, поставленные под помостом.

Кеафа подошел к царю варваров, закрывшему глаза, чтобы не видеть гибели своих приближенных. Жрец вцепился пальцами в его, слипшиеся от крови, черные косы и буквально перепилил жреческим ножом шею царя. Схватив голову за волосы, он поднес ее к чаше – алтарю. Священное пламя сердито шипело, когда на него упали тяжелые капли крови. Но не все они попали в чашу. Из обезглавленного тела царя хлынул целый поток на белоснежные плиты площади.

Путник, стоявший в переднем ряду, зачарованно смотрел, как к нему, змеясь, побежал ручеек алой крови. Он не успел убрать ногу, и под его сандалией медленно растекалась лужица. Путник перевел взгляд на помост.

По мертвенно бледному лицу обезглавленного царя варваров пробежала судорога. Веки, отягощенные смертным сном, затрепетали и приподнялись. Губы задвигались, с трудом издавая свистящие звуки.

Рогон почувствовал нервную дрожь в пальцах. Несмотря на приличное расстояние, отделявшее его от места ритуальной казни, он увидел лицо Корвага чуть – ли не вплотную. Его мутные глаза буквально впились в императора. Несмотря на гул многотысячной толпы, он точно услышал страшный шепот казненного царя варваров.

– Тебе осталось немного. Я буду ждать…

Император вскрикнул и отпрянул от перил портика. Чувствуя на себе пристальные взгляды магистратов, он быстро взял себя в руки и вновь посмотрел на голову царя кильберов. Главный жрец Кеафа по – прежнему держал ее перед алтарем. Искаженные в предсмертной агонии, грубые черты Корвага казались застывшими. Император облегченно вздохнул. Привиделось!

Но еще один человек, стоявший в толпе, видел ожившую голову. Человек знал, что казненный не солгал. Царствованию свирепого тирана приходил конец.

….

В ночном сумраке, накрывшем Великий город, чувствовалась близкая гроза. Пронзительный порыв ветра сдул с мраморных плит опустевшей площади Триумфа увядшие лепестки роз. Закружил в танце возле Алтаря, где не успела впитаться в дощатый помост кровь варваров, и умчался хулиганить в темные переулки и улочки, погруженные в густую, липкую мглу.

С наступлением ночи залязгали засовы торговых лавок, с глухим стуком захлопнулись тяжелые двери храмов и общественных зданий. Тишину нарушали встревоженные голоса матерей, звавших домой своих чад, раздавалась мерная поступь отрядов городской стражи. Лица солдат выражали озабоченность. Сегодня им предстояла та еще ночка. Все притоны, кабачки и другие увеселительные заведения работали в полную силу. Народ праздновал Триумф со свойственным ему размахом. К утру стоило ожидать десятки убитых и покалеченных в пьяных потасовках. В статистике смертности большее участие принимали насильники, грабители, убийцы. С приходом темноты, они, подобно злым духам и кровожадным призракам, выползали из своих зловонных, мрачных убежищ. С наточенными кинжалами они выходили на свой темный промысел.

Вдали от кварталов бедноты, с мощенной булыжником дороги, перерезавшей надвое ,, Жирные холмы" спускалась траурная процессия. Впереди, оглашая воздух тоскливым плачем и жалобным писком флейт, двигались музыканты и наемные плакальщицы. Следом шагали жрецы, а за ними родственники умершей женщины. Сама покойница, наряженная в темные парчовые одежды, лежала в колеснице, запряженной парой черных, как сама ночь, горячих жеребцов. Золотая, посмертная маска, скрывавшая лицо покойницы, с равнодушием взирало на мрачные небеса. Рядом с покойницей сидел удрученный юноша – ее сын. Он держал мать за холодную руку и молился за ее душу.

Траурная процессия достигла подножия холма и направилась к Северным Вратам. За городом, среди бледных холмов, тянулись мраморные и лавовые усыпальницы, где покоился прах знатных людей. Вот туда и спешили жрецы, чтобы до наступления полуночи, предать огню, тело умершей женщины.

Траурная процессия двигалась мимо храмов, чьи колонны слегка розовели в судорожном трепете горящих факелов. Редкие прохожие, торопливо перебегали улицу, боясь встать на пути смерти.

Кони, всхрапывали, закусывали удила и сдерживаемые крепкой рукой возницы, шли иноходью. Колесница уже сворачивала на улицу Ювелиров, когда могучие жеребцы неожиданно разволновались. Гарцуя на месте, они выбивали по булыжной мостовой звонкую дробь. Возница стеганул их кнутом, но кони не тронулись с места. Только сейчас возница заметил человека, загородившего им дорогу. Его тень, удлиненная неверным светом луны, потянулась к бронзовым дискам колесницы. Возница сжал в руке кнут.

– С дороги, пьяница! – закричал он на человека – Протри глаза! Ты разве не видишь, у кого на пути встал?! Хочешь, чтобы призрак умершей, преследовал тебя всю жизнь?! Прочь с дороги!

Незнакомец не обратил на его грубые слова никакого внимания и направился к колеснице. Жрецы и музыканты расступились перед ним. Человек с бледным, изможденным лицом коснулся ладонью взмыленных холок коней и те моментально успокоились. В наступившей тишине был отчетливо слышан его приятный, низкий голос.