Петр Лидский - Наперегонки с Эхом

Мальчики тоже представились.

– Наша идти должна, а то эта, «оглобля крутить», – он потряс в руке обрывком плаща, – обратно приходить, еще больше негодяй приводить. А вы – со мной идти, – добавил он.

Мальчикам ничего не оставалось, как последовать за ним. Они вышли на свежий воздух, степняк звонко причмокнул, и к ним подкатилась маленькая кибитка, запряженная четверкой косматых низкорослых лошадок.

– Ну, ехать смотреть сразу вашу покойника? – прищурившись спросил Дун.

– Так это вас прислал Его Мудрейшество Оноди Нотия? – обрадовался Хура.

– Ну… Не прислала, попросила, – поправил его Дун.

Не без труда все трое втиснулись в кибитку. Кучер, тоже степняк, щелкнул кнутом, и они понеслись. Дун уселся спиной к лошадям и время от времени озабоченно поглядывал на дорогу. Мальчики поняли, что он опасается погони.

– Кто была этот негодяя? – спросил он хмуро.

Авик рассказал о странной встрече на постоялом дворе. Дун призадумался.

– Гвоздик ему нужна… – повторил он задумчиво.

– Вы понимаете, что он говорил? – удивился Авик.

– Ваш язык вообще очень непонятная, много угадать надо, – отвечал ему Дун. – А негодяя – им всегда деньги нужна, или еще что-то отнимать.

Он перевел пронзительный взгляд своих раскосых глаз на Авика, и у того душа ушла в пятки, «“Глаз Нимбрана”, – в смятении подумал он. – Он ищет потаенную магию, заговоренные вещи, скрытые заклятия. Только опытные маги владеют этим искусством».

– Вот эта, быть может, гвоздик, – палец кочевника уперся в рукав Авика, и тот быстро схватил себя за запястье. Ах вот оно что! На руке браслет Атрака, надетый им после нападения косоглазого следопыта – он так и оставался у него на руке. Немедленно сняв вещицу, Авик внимательно осмотрел ее. И точно, есть какое-то странное хорошо спрятанное заклятие, не разобрать, да и заметить не просто. Вот тебе и еще одна загадка.

– А Вы, вероятно, известный чародей? – спросил степняка Хура, не умевший долго сидеть молча.

– Ну, какая я чародея? Я гулять-путешествовать, – ответил ему Дун.

– Торговый человек?

– Торговая тоже, но больше просьба выполнять, совет давать, – туманно охарактеризовал свой род занятий степняк.

– А какие советы даете? – не отставал от него Хура.

– Бесплодная, пустая разговор, давай лучше интересный поговорим, – ответил степняк.

– Ну, давайте, а о чем?

– О смерть, конечно.

Хура нервно сглотнул. Дун это заметил и усмехнулся.

– Молода еще о смерть думать? Поговорим тогда про горшок. У горшка Настоящее Имя есть? Есть. «Гаргот» – обожженный глина. А когда я горшок об лоб негодяя разбила, он стала «Лиобран-Гаргот» – разбитый обожженный глина. А вот теперь возьмем косточка, – он порылся под сидением кибитки и извлек оттуда мумифицированную человеческую руку. – Как она будет на Истинный Язык? «Марцу» – рука. А когда она частью человека была, где ее Имя было? Ведь я тебе на руку чар наложить не могу. А ведь этот человек еще и свое собственное, Тайное Имя имела. – Постепенно Дун так увлекся рассуждением, что даже его акцент куда-то улетучился, а речь стала грамотной – А когда он умер, откуда это «Марцу» взялось? И куда Истинное Имя человека делось, со всеми своими чарами-заклинаниями, наложенными за всю его жизнь? – И ведь не сразу же это произошло, человек – не горшок, и дух его покидает не сразу, и Имя меняется постепенно. Одно состояние сменяет другое по мере разложения тела. Ну и вот вам вопрос: старое Имя человека отступает, как пересыхающее море, обнажая новые Имена членов тела, как подводные скалы, до поры скрытые на глубине? Но тогда где это морское дно сейчас, можно ли до него добраться? Или же напротив, убивая человека или разбивая горшок, мы убиваем Имя, и вызываем новые Имена откуда-то из небытия? Но откуда Вселенная знает, какое Имя должно возникнуть в том или ином случае?

Мальчики удивленно молчали, глядя на качающуюся из стороны в сторону высохшую кисть со скрюченными пальцами. Коверкающий слова кочевник, вдруг как будто переродился, как только речь зашла о магии. Потертая кожаная курточка и пыльные шаровары совершенно не вязались с речами, больше подобающими наставнику в шелковой робе.

– В Школе вас этому, небось, не учили? – снисходительно продолжил Дун. – Парадокс смерти – лишь частный случай общей проблемы смены состояния. В конечном счете, это ключ и к разгадке взаимной связи мира Имен и мира вещей, то есть нашего мира. Что было в начале и что явилось потом? Идея или материя? Быть может Имена – мир истинный, а мы – лишь рябь на воде, которую создают невидимые нам рыбы, когда подплывают к поверхности? А может, Имена – отражение происходящего в нашем мире, – и когда не будет нас, не станет и Имен? – он сделал паузу. – Интересная разговор, правда?

– Вы занимаетесь изучением этого вопроса? – после недолгого молчания вежливо осведомился Хура.

– В конце концов, смерть каждая занимается, и ты тоже. Будешь чуть-чуть старая, тоже понимать, – поддразнил его степняк. – Но я начал заранее и уже кое-чему научился, – осклабился он. – Ты, вероятно, знаешь эти простые вещи, вроде сутр Минаса и Себея, когда маг шаг за шагом исследует внешний край, подобно тому как мореплаватель обводит корабль вокруг нового континента. Ты, наверное, слышал и об искусстве Великой Игры, когда медиумы, как охотники за жемчугом, погружаются в транс, для того чтобы обогнать Задающего Вопросы и узнать Истинное, Тайное Имя, им доселе не известное. Я не мастер ни ходить под парусами, ни закапываться в морское дно, – продолжал Дун, сверкая глазами, – зато я научился хорошо плавать под водой.

Тут лошади вынесли их на неровный участок дороги, и из-за тряски разговор сам собой прекратился.

– Вы некромант и изучаете разложение тела и Астральной Карты? – уточнил Авик, когда замерзшие лужи и колдобины остались позади.

– Ну, я же говорила, я не чародея, я путешествовать, гулять, смотреть, многое интересоваться, – степняк снова отвечал уклончиво.

– А Вы можете определить, какие чары наложены на этот браслет?

Дун повертел браслет в руках.

– Сложно. Моя не знает. Не антимагия, не защитный амулет, не боевые чары, со смерть точно не связана, – задумчиво произнес он.

Степные лошадки так весело бежали по оледеневшей за две морозные ночи дорожной грязи, что кибитка подкатила к хутору, когда холодное весеннее солнце еще висело над горизонтом. Мавка, услышавшая стук копыт и звон лошадиной сбруи, выскочила на крыльцо. Следом показалась и тетушка Диса – только сейчас Авик заметил, как она постарела. Видимо несколько дней, проведенных в одиночестве, окончательно подкосили ее. На полном лице застыла задумчивая и как будто виноватая улыбка, а некогда живые темные глаза смотрели куда-то вдаль и поверху, как будто пытаясь заметить что-то под скатами крыши или в древесных кронах.