Сергей Супремов - Планка абсолюта

– Кар-кар! – доносилось снаружи.

«Откуда в джунглях вороны? Все же это странно, – застряло у меня в голове. – В царстве непроходимых лиан все имеет значение, значит, и вороны к месту, но слишком уж громко орут ночью. Какой величины должны они быть?»

Я вел фонариком вдоль ответвления, нити которого уходили в консоль. Тут пруд пруди незнакомых мне терминов, взять хоть этот – «гипофиз». Понятия не имею, что за зверь…

За железной стеной опять каркали. На задворках ума шевелилось, что объем работы гигантский, что охранник теперь появляется утром и вечером, все стало сложнее и потеряло определенность, и сроки выдержать нереально.

Раздался скрежет железа по железу прямо у меня за спиной, как если бы по ангарной двери полоснул увесистый экскаваторный ковш.

«Да кто же тут такой исполинский?!»

В воображении мгновенно нарисовалась гигантская ворона со стальным клювом, и это скрежещущее приветствие предназначалось мне. Если такие жесты – это ежедневный ритуал, то вагончик скоро сложится внутрь.

Злобные звуки утихли, и начались щелчки и бульканье внутренностей моего убежища, лампочки мигали и навевали дрему.

«И без меня все работает и будет пахать сто лет. Но вернуться в эту катакомбу придется не раз: ночевать с железноклювыми воронами – это развлечение для героев».

Под утро сонливость прошла, а выходить наружу было страшно. Тут-то я обнаружил принципиальную схему «спецоборудования». Книжечка новая, явно никем не читанная. В свете фонарика зашуршали страницы с большими массивами слов. Зная язык, я мог читать буквы, но, как ни странно, текст не предназначался для чтения – это был язык программирования.

Правда, если не терять терпения, через полстраницы возникал понятный текст, но обрывался так же внезапно, сменяясь символами без порядка и смысла.

Машинально я стал выискивать слова разборчивого текста и нашел:

«…отвечает за:

1. Функцию ограниченности: непрерывно воссоздавать барьеры в формах ущемленной личности, обиженной личности, незащищенной личности. Результатом следует считать состояние неуверенности. В ходе суточного цикла неуверенность должна возникать в различных формах ограниченности.

2. Формы ограниченности: изначально обуславливаются положением астрономических объектов в момент рождения интеллекта и в обобщенном виде распределяются:

2.1. Первый промежуток цикла – непрерывное чувство уязвимости, вызываемое окружающим миром, инциденты в судьбе возникают для обострения мнимого, полностью сфабрикованного ощущения незащищенности. Крайняя форма – фобия одиночества, чувство заброшенности».

– Оригинальная замена гороскопа! – предположил я вслух, на что динамик отозвался:

– Судьба может быть изменена неизменной волей!

– Это правильно! – ответил я, выставив вверх указательный палец правой руки и ожидая, что, наконец, завяжется разговор. Но динамик был непреклонен, как и воля, о которой он говорил. Я скрыл свое неловкое намерение словами:

– Ну, где мы остановились? Так! Хотя зачем все читать, если мой месяц… восьмой. Итак:

«2.8. Восьмой промежуток цикла. Сомнение в приверженности собственной цели. Соотнося себя с целью, интеллект, рожденный при комбинации восьмой астрономической последовательности (8ап), понимает:

2.81 что равен в возможностях со всеми остальными;

2.82 что имеет все возможности познать цель и объединиться с целью;

2.83 что имеет с целью общий источник;

2.84 что, невзирая на вышеперечисленные знания, интеллект 8ап испытывает неуверенность в том, что достоин своей цели, что имеет с целью одно общее начало, что интеллекту 8ап предопределено слиться с целью.

2.9. Девятый промежуток цикла. Интеллект типа 9ап отчужден от настоящего времени. Отстраненность рождает страх и непонимание будущего…»

Это уже было не про меня, и я еще раз пробежался глазами по сточкам из параграфа 2.8.

Слишком сухо и замысловато все написано, надо бы для себя изложить попроще. Тишину опять прорвали удары по металлу, и я притаился, не зная, чего ждать.

– Вылезай! Если еще раз так долго будешь спать, введу тризол с кофеином.

От души отлегло, это был охранник.

– Тризол не надо! – запротестовал я, вылезая из люка. – Как я работать буду, это зелье капилляры в голове рвет, и боль адская!

– Пойдет на пользу! Ты, по-видимому, невнимательно смотрел задание. Калькуляция показывает, что тебе отводится не более четырех часов на спецобъект…

Я вскипел, и в очередной раз захотелось вбить охранника по пояс в землю. Я злился, что раньше случалось так редко, а теперь появлялось при каждом случае. Четыре часа спать, а?! Завтра – три, а потом, через неделю, с катушек слететь…

– Задания продиктованы джунглями, и ни у меня, ни тем более у тебя нет власти их изменять, я повторяю это уже в сорок седьмой раз. На пятидесятый прикреплю тебе к запястью вечную табличку.

Про себя я кипел: зачем же эта сволочь меня так выводит, ведь однажды я сорвусь!

Я ощетинился всем телом и в любую секунду был готов броситься на охранника. Прежде мои нервы не испытывали такого перегрева. Разум затянуло пеленой, и я себя уже не держал. Как вдруг, откуда ни возьмись, зазвучала флейта – это было так нежданно! Ясный, объемный звук с чистыми обертонами, волшебный такой звук. Мне не приходилось слышать такую флейту прежде, она быстро завладела эмоциями, как факир коброй. Моя спесь сдулась, и я стоял с опущенными руками, внимал, склонив голову набок, словно хотел поймать все ноты.

Охранник крутил головой, не понимая, кто этот музыкант. Играл динамик, и скоро охранник догадался:

– Надо разобраться с появлением непроизвольных звуков. Давно поступают сигналы, что система оповещения потеряла контроль. С чего она вдруг флейту запустила?!

После этих слов охранник исчез, а я отметил, что волшебные звуки подействовали благотворно: злоба стала меня оставлять и сменяться безразличием. Опять рутина с утра до вечера, опять усталость, ноющая боль в плечах и пояснице. К привычному букету ощущений добавился другой сорняк – опустошенность, отсутствие веры. Я с завистью вспоминал первую зону, когда приходили сомнения, но я понимал, что они есть пар, газы, действующие на мозг.

Теперь же будто неизвестный мошенник украл у меня уверенность в себе. Я заметил, что всякий раз, прикасаясь к трубам, я на несколько пунктов опускаюсь в собственной оценке. К полудню я уже зевал и одновременно по-зверски хотел есть. Все нервы! Возможно, задание так рассчитано, что быстро уходят силы и требуется смена работы.

– В часы отдыха он развлекал себя легким чтением, смотрел фильмы, от которых бы решительно отказался во время отчета. Очень нравились пустые комедии, от них голова легчала, и фантазия позволяла невероятно шалить с прозрачными образами… – произнес громкоговоритель.