Дункан Мак-Грегор - Три времени Сета

К великой радости Деденихи, забыл он только самые ненужные вещи из своей прошлой жизни: место рождения, происхождение, принудительную службу в подмастерьях у портного и, наконец, существование в маленькой бритунской деревушке Кью-Мерри жены Те-Минь и сына Лау-Ко. Не правда ли, память его довольно рационально подошла к столь важному вопросу: что помнить нужно, а что совсем необязательно? Таким образом Деденихи снова стал свободным (или, как выразился он сам, «бедным одиноким странником»); жаждущая новых приключений душа его не могла успокоиться и, естественно, — естественно для такого, человека, я имею в виду, — он возжелал остаться с разбойниками, дабы изведать и сию сторону жизни. Он вещал об этом так серьезно, Конан, что я начал сомневаться в ясности его мыслей. Проще говоря, я решил вдруг, что он умалишенный, и с этого мгновения внимал пространному рассказу его лишь из вежливости и неистребимого во мне уважения к преклонным годам. О, дорогой друг, а не так ли и ты сейчас слушаешь меня?

— Прах и пепел! — поперхнулся варвар глотком вина. — Нет, конечно! Когда я не хочу слушать — я не слушаю! Давай дальше!

— Попробуй еще этого, сладкого. Оно привезено из Шема, с виноградников одного моего старинного приятеля…

— Уж больно оно желто, — с сомнением покачал головой Конанг заглядывая в широкое, с его кулак, горлышко кувшина, — Как мед, смешанный с водой…

— Из особого сорта винограда! Если тебе понравится, я велю принести еще… Теперь я пропущу некоторые маловажные подробности из повести забредшего ко мне старца и перейду сразу к самому главному. Вплоть до пятидесяти лет Деденихи странствовал по свету беспрерывно. Иранистан, Кхитай, Коринфия, Туран, Аквилония… Так однажды пришел он и на свою родину, в Шем. Усталый с дороги, он остановился на ночлег в постоялом дворе, что вблизи города Эрука. Подозвав красивого молодого хозяина, он попросил принести немного пива и хлеба, а сам присел у очага… И вот, когда он пил свое пиво, закусывая свежайшим хлебом, с лестницы, ведущей на второй этаж, спустилась женщина, чье белое и чистое лицо с чуть раскосыми глазами показалось Деденихи смутно знакомым. «Кто ты и откуда, милая?» — так обратился он к ней, не забыв улыбнуться и поклониться. «Я — Те-Минь, дочь портного из Шепина…» — тихо ответила она, затем вдруг повернулась и поспешно скрылась за дверью под лестницей. В этот-то момент он и вспомнил все.

Поначалу безумное волнение сковало его члены: он не мог двинуться с места, не мог говорить и почти не мог дышать. Постепенно приходя в себя, несчастный припоминал прошлое, и в особенности пребывание свое в кхитайском городке Шепине, знакомство с дочерью портного, последующее бегство с нею, страстные ночи любви и рождение малыша Лау-Ко в бритунской деревне Кью-Мерри. Значит, хозяйкою постоялого двора была его жена, а этот красивый молодой человек — его сын? О, Митра!

…Не смотри на меня так, дорогой друг. Я не сошел с ума. Я просто передаю тебе его рассказ как могу подробно. «О, Митра!» — воскликнул Деденихи, обливаясь слезами. Он бросился вслед за Те-Минь, проворно сбежал вниз по темной лестнице и нашел ее в небольшой комнатке, где бедная женщина, бросившись ничком на кровать, тихо плакала о нем и о загубленной своей молодости. Она сразу простила Деденихи, а когда он поведал ей о полете со скалы и потере памяти, прижала его голову к своей еще высокой и полной груди и покрыла поцелуями изрядно поредевшую его макушку. В ответ Те-Минь рассказала мужу о нелегкой жизни одинокой женщины с младенцем на руках. В Бритунии она прожила двенадцать лет, пока окончательно не потеряла надежду на возвращение Деденихи. Потом с малышом Лау-Ко она перебралась в Шепин, но лишь на четверть луны: лавка отца ее оказалась закрытой; а соседи рассказали, что он давно уже умер; женщина помыкалась по городу в поисках родных и, поскольку никто не захотел признать ее и ее сына, выехала в Шем, памятуя о том, что это родина ее драгоценного супруга, и может быть, когда-нибудь она отыщет его там. И вот спустя без малого тридцать лет после дня разлуки они снова были вместе.

Те-Минь позвала Лау-Ко, и молодой человек смог наконец обнять своего отца, чему, как мне кажется, более был рад сам отец… Так или иначе, но с этого вечера жизнь Деденихи совершенно изменилась. Он счастливо зажил с новообретенными женой и сыном, не уставая удивляться их сноровке в ведении хозяйства постоялого двора. Сам он, проболтавшись по миру столько лет, не был привычен к каждодневному тяжелому труду, а потому не столько помогал, сколько мешал, так что Лау-Ко даже был вынужден просить его вообще ничего не делать, а только отдыхать. Растроганный таким отношением Деденихи с превеликой радостью изъявил согласие немного отдохнуть… Так прошло еще — сейчас ты опять будешь смеяться, Конан — сорок лет. За это время многое изменилось в жизни семьи бывшего путешественника. Вскоре после его возвращения Те-Минь умерла, едва успев порадоваться женитьбе сына, а еще через три года овдовел и он — благодарение богам, молодая жена его сначала принесла мальчика (которого Лау-Ко, добрый и почтительный сын, назвал в честь отца — Деденихи), а только потом душа ее улетела на Серые Равнины… (я повторяю то, что сказал мне мой гость).

Но — приближается конец повествования. Признаюсь, что в продолжение всего рассказа я никак не мог уяснить, зачем же он пришел ко мне. Я никогда не знал и не встречал ни его жену, ни его сына и внука, ни, разумеется, его самого. Мучаясь сим вопросом, я тем не менее все не решался прервать его, всякий момент ожидая, что сейчас услышу желаемый ответ. Наконец-таки к сумеркам он добрался до сути, кою я немедленно тебе изложу… Кстати, не хочешь ли отведать зингарского белого? Редчайшее вино! Погоди немного, я велю принести…

Зингарское белое оказалось весьма похожим по вкусу на немедийское красное, только было оно чуть более терпким и чуть менее крепким. Конан по достоинству оценил угощение купца и выпил около четверти кубка, остальное приберегая для дальнейшей беседы с Кармио Газа. Старик не тянул: промочив горло вином, он тут же приступил к той самой обещанной желанной сути, сделав лишь одну оговорку…

— Я не ручаюсь за правду, дорогой друг. Помнишь, я сказал тебе сразу, что мне не понравились глаза этого человека? Так что не обессудь, если предложенная им повесть к концу покажется тебе уж совсем странной…

За три года до того, как Деденихи появился в моем доме, в семье его случилось несчастье. Внук — а ему к тому времени было уже сорок пять лет! — покупая на базаре в Эруке необходимые для постоялого двора продукты, попал в пренеприятнейшую историю. Он заметил вора, который вытащил из наплечного мешка одного ремесленника толстый кошель (тот потом кричал, что эти деньги он копил несколько лун), и попытался схватить его за руку.