Алла Гореликова - Меч войны, или Осужденные

– Хорошо, – кивнул король. – Теперь вот что. Сэр Ранье, вы говорили с оружейниками?

– Да, мой король. Мастер Эндрю, оружейник рыцарского отряда, берется сделать.

– Проследи сам, капитан. Этот меч слишком любит кровь, чтобы оставлять его… Да смотри, даже к рукояти не касайтесь. Пусть щипцами берет, или что там у них…

– Все сделаю как должно, мой король.

– Займись прямо сейчас. Вон он лежит…

Капитан проследил королевский взгляд, взял со стола меч в богатых алых ножнах. Пошел к двери.

– Доложишь сразу, – сказал вслед Луи.

– Что ты хочешь? – спросила Рада, когда за сэром Ранье закрылась дверь. – Зачем тебе оружейник?

Луи поморщился:

– Расплавить его, к Нечистому. Он ведь… Ему не победа нужна, а война. Кровь. Не хочу…

Рада сочувственно кивнула, набулькала супругу очередную порцию зелья:

– Пей, Лу.

– Гадость! – Король сделал глоток и от души выругался.

– Сам виноват, – отрезала Радислава. – Хватило ума повоевать, так терпи.

Зелье начало действовать – Луи задремал. Рада кусала губы, боясь расплакаться в голос. У нее хватало сил болтать с мужем о всякой ерунде вроде войны и политики, непритворно сердиться, вовремя давать лечебное питье. Но когда он закрывал глаза, а дыхание становилось еле слышным, силы кончались. Оставался только страх. Если он умрет, какое значение будут иметь глупые обиды? А вот будут. Большое. Огромное! Потому что за них уже не извинишься, ничего уже не поправишь, не скажешь, как жалеешь о сказанных в запале словах…

Разбудил короля граф Унгери. Капитан тайной службы ворвался в королевскую спальню, как на пожар. Небрежно кивнул королеве, выпалил:

– Ваше величество! Мой король!

– В чем дело, граф? – ледяным голосом осведомилась Рада.

– У вас гости, – обреченно признался граф Унгери. – Ваше величество Радислава, позвольте представить вам его высочество наследного герцога Филиппа.

Отодвинув графа, в спальню впорхнул утонченный кавалер, одетый и завитый по последней моде. Склонился в изысканном поклоне:

– Счастлив встрече, моя королева!

И, повернувшись к Луи, обиженно заявил:

– Кузен, что же это творится, а?! Куда катится ваша тайная служба?! На меня силой, буквально силой напяливают вашу корону, а они молча смотрят на это, Господь меня прости, антигосударственное безобразие! Заняв место в первых рядах! И еще спасибо, что «виват» не кричат! Я что им, комедиант, Господь меня прости?! Или они не понимают, что это уже не шуточки, а самый настоящий переворот?! Или им Святой Суд важней присяги и страшней вашего королевского гнева? Да если бы не брат Серж…

За три с небольшим часа до столь эффектного появления в королевской спальне Филипп имел вид довольно-таки жалкий. Долгое путешествие по лесу изрядно его потрепало, а несколько дней пути в гномьей телеге дали покой ногам, но не растревоженной душе. И, добравшись наконец до Корварены, беспрепятственно, вопреки опасениям, проехав городские ворота и войдя в двери особняка графа Унгери, Филипп устроил капитану тайной службы настоящую истерику – с жалобами на приставучих заговорщиков, обвинениями в некомпетентности и демонстрированием безобразно изорванного костюма и постыдно немытых волос. Пообещав немедленно вызвать для герцога лучшего столичного куафера и придворного портного, Готье спровадил высокого гостя мыться и потребовал объяснений у Сержа.

И получил еще одну истерику – более тихую, но не менее эмоциональную. Серж был сыт его высочеством по горло и открыто жалел, что не остался сидеть в подвале под замком в ожидании церковного суда. Ошеломленный двойным натиском, граф Унгери наорал на подчиненного, сунул ему бутыль вина и велел выпить, успокоиться и доложить внятно.

Серж выпил все.

После чего доложил настолько внятно, насколько смог, и попросил любимое начальство отпустить его поспать.

Готье махнул рукой:

– Иди уж, отдыхай.

Оставшись же в одиночестве, помянул Нечистого и пообещал уволить к шелудивым псам всех, кто последние годы наблюдал за Филиппом. Ибо в том, что касалось их некомпетентности, герцог, увы, был совершенно прав.

Что ж, придется принести его высочеству официальные извинения. Одно хорошо – теперь ясно, где искать отца Ипполита и остальных заговорщиков. Граф Унгери отправил отряд в Дзельку и велел заложить карету: несостоявшийся король, едва приведя себя в подобающий вид, потребовал аудиенции у Луи. Причем непременно тайной.

За те полчаса, что ушли на поездку, Готье проникся искренним сочувствием к Сержу. А уж от тех слов, которыми Филипп начал разговор с королем, – и в особенности от их тона! – стало вполне понятно, почему временами дознатчику хотелось придушить его высочество или хотя бы всунуть ему в рот кляп. Возмущенный граф даже упустил нить разговора – чего с ним не случалось уже лет десять. Но, услыхав предложение герцога спрятать его в королевской тюрьме, встрепенулся.

– Какая тюрьма, дорогой кузен, ты о чем?! – Луи, откровенно растроганный неожиданной верностью Филиппа, бросил на Готье укоризненный взгляд. – Тебе нечего бояться рядом со мной, поверь! В Корварене заговор подавлен, арестовать отца Ипполита теперь – дело нескольких дней, а твое присутствие при дворе в качестве гостя и друга станет лучшей гарантией того, что такое больше не повторится!

Филипп задумался, кивнул:

– Да, пожалуй. Прошу простить, кузен, я поддался недостойной слабости. Надеюсь, тяготы пути извинят меня хоть немного…

И тут графа Унгери осенило.

– Мой король, – капитан тайной службы поймал взгляд Луи, – я успел немного поговорить с Сержем и выяснил, что он весьма высоко оценивает остроту ума и политическую дальновидность вашего кузена. Полагаю, последние события подтверждают его мнение.

– Несомненно, – Луи открыто улыбнулся.

– Осмелюсь напомнить вашему величеству, – продолжил граф, – что нам нужен министр внешних дел, в верности и уме которого не будет поводов сомневаться. Я полагаю, его высочество Филипп подойдет как нельзя лучше.

– А ведь верно! – воскликнул король. – Филипп, ты согласишься? Впереди переговоры с империей, а лучше тебя я никого не найду, клянусь Светом Господним!

– Разумеется, он согласится, – веско сказал граф Унгери. – Так нужно короне, а его высочество показал себя воистину верным ее интересам.

Взгляд Филиппа стал невероятно жалобным.

– Уж лучше бы меня казнили как заговорщика… так было бы спокойней. Луи, дорогой, ваше величество… может, лучше в тюрьму, а?

– Филипп, я тебя прошу.

Его высочество тяжко вздохнул и ответил с видом идущего на казнь мученика:

– Ладно, Луи… что ж поделаешь, раз тебе так надо.