Алла Гореликова - Меч войны, или Осужденные

Я ослышался, подумал Ферхади. Что он несет, это же чудовищно!

Взгляды советников скрестились на Льве Ич-Тойвина, но из всех взглядов сейчас имел значение лишь один – растерянный взгляд ребенка. Сначала оставить его без отца, потом лишить законной короны?!

– Благородный иль-Джамидер, – спокойно продолжал первый министр, – именно тот человек, что сможет взять в руки гибнущую державу и удержать ее на краю той пропасти, в которую мы уже почти обрушились.

Губы разомкнулись с трудом.

– Но ведь я… да как же это, ведь владыка по моей вине…

– Не берите на себя лишнего, молодой человек, – оборвал зятя первый министр. – Вы проявили похвальную верность, преподнеся дарующий власть амулет тому, кто и должен был им владеть. А то, что в дело вмешался Промысел Господень… Вы ведь не считаете себя умней самого Господа всемогущего, благородный иль-Джамидер?

Ох и интриган вы, господин иль-Маруни, любимый тестюшка!

– И прошу всех заметить, – мягко сказал Глава Капитула, – что перед нами стоит не просто человек, державший в руках убивший владыку амулет, и не просто родич императора.

– А кто же? – буркнул себе под нос военный министр.

– Как совершенно верно напомнил нам господин иль-Маруни, Ферхад иль-Джамидер – той же крови, что покойный Омерхад, столь же законный наследник древних владык великой Хандиары. И мы убедились воочию, что уж его-то Господь признал достойным править!

Еще один!

– У владыки Омерхада есть законный наследник, – отчеканил Ферхади. Прошел к императорскому креслу, с отстраненным удивлением отметив, что шаг остался привычно твердым. Опустился на колено перед мальчишкой, прижал руку к груди. – Я готов хоть сейчас присягнуть молодому императору и надеюсь, что он не отвергнет моей службы. Если же его величество Омерхад сочтет меня виновным в смерти того, кого я клялся хранить, я смиренно приму суд владыки и его приговор.

– А потом всплывет еще один такой амулет, – задумчиво, словно для себя, а не для совета и наследника, проговорил Глава Капитула, – и юный Омерхад разделит судьбу отца. При всем моем почтении, мальчик не готов править великой империей. Особенно в столь сложные времена.

– Я вас прошу, благородный иль-Джамидер, – голос законного наследника дрожал, в нем звенели слезы. – Светлый отец прав, я не хочу… не могу… пожалуйста!

Глава Капитула подошел ко все еще коленопреклоненному Льву Ич-Тойвина, сказал:

– Так нужно, сын мой. Ты спасешь этим свою страну – и, весьма вероятно, сына своего владыки. Это тяжкая ноша, знаю, но тебе она по плечам.

– Я…

– Ты слишком растерян сейчас, понимаю. Тебе надо подумать… понять, что иначе – невозможно, что другого выхода нет, как ни противно это звучит для прирожденного воина. Думаю, остальным тоже не помешает собраться с мыслями. Сегодняшнее утро принесло слишком много потрясений нам всем.

– Светлый отец прав. – Первый министр погладил бородку, покивал. – Господа, я предлагаю собраться завтра. У нас будет ночь для размышлений…

– Да, пожалуй, – пробормотал казначей.

Военный министр поднялся, оглядел тяжелым взглядом Омерхада и Льва Ич-Тойвина – по очереди – и уронил:

– Что касается меня, я нахожу предложение первого министра весьма здравым. Простите, ваше высочество.

Омерхад неловко сполз с кресла. Сказал:

– Так ведь и я… пожалуйста, Ферхад, соглашайтесь. Я… очень вас прошу.

– Мы с ним поговорим, ваше высочество, – тихо сказал первый министр. – Уж если вы поддержали мое предложение…

– Вы его уговорите?

Свет Господень, чуть не взвыл Ферхади, и мы обманываем этого ребенка!

– Попробуем, – ответил Глава Капитула. – Ферхад, сын мой…

– Да, отче… – Лев Ич-Тойвина, вздохнув, поднялся на ноги. – Поедемте ко мне. Слухи быстро расходятся… мои уж, верно, Нечистый знает что думают.

– Обижаешь, мой дорогой! – Господин иль-Маруни приобнял зятя. – Я весточку сразу же послал. Но ты прав, поедем к тебе.

Они вышли из кабинета втроем. Ферхади заметил, как тесть шепнул что-то Первому Незаметному, спохватился:

– Отец мой, а тот таргалец…

– Я же сказал, что он под защитой Церкви. – Глава Капитула одним взглядом заставил Ферхади замолчать.

Он и замолчал. Все шло неправильно, не так, как ожидалось; непривычный к интригам Лев Ич-Тойвина запутался, устал и мечтал лишь о том, как возьмет тестя за грудки и потребует объяснений. А еще лучше – плюнет на все эти их дурацкие уговоры, обнимет Гилу… Но почему-то при одной лишь мысли о Гиле начали дрожать руки.

Глава Капитула, преувеличенно по-стариковски кряхтя, погрузился в карету. Господин иль-Маруни молодецки взлетел в седло. Прорысил мимо казначей, старательно избегая смотреть по сторонам. Галопом вылетел со двора Первый Незаметный. Соль-Гайфэ ткнулся в хозяина: ну что ты, мол, стоишь, поехали уже! Вороной тоже хотел домой.

– Мой дорогой, – осторожно сказал первый министр, – может, тебе лучше составить компанию светлому отцу?

– Н-нет, – Ферхади мотнул головой. – Нет, сейчас.

Сел наконец в седло, привычно тронул бока вороного. Подумал: а я ведь не знаю, что хуже – занять трон убитого тобой или остаться стражем при его сыне. То и другое одинаково гнусно. Почему я не думал о том, что будет дальше? После?…

Потому что готовился умереть. Но в дело вмешался Гирандж иль-Маруни, великий интриган и большой друг покойного батюшки. И вот итог. И надо бы радоваться, а на душе пусто и противно.

– Ферхади, – негромко сказал тесть. – Ферхади, дорогой мой, хватит себя грызть. Лучше порадуйся за Барти, за Альнара. Я не успел рассказать, при нем не хотелось – сиятельный вслух мечтал, как его пытать будут. На дворцовой площади, прилюдно. Как приятно будет любоваться с балкона смертью крысы, и как растянуть это зрелище хотя бы дней на десять. Я многое видел, Ферхади, но мне слушать жутко было.

Лев Ич-Тойвина поднял глаза на тестя. Уж если Гирандж иль-Маруни, лучший батюшкин друг, признаётся в страхе…

– Если бы я не верил, что делаю правильно, я бы не стал. Но императором… неправильно это! Я предал, я клятву верности нарушил! И на трон?!

– В любом заговоре, мой дорогой, нужно быть готовым идти до конца. До трона или до плахи, как уж повезет, но – до конца.

– Да ладно вам, – невольно усмехнулся Ферхади. – Если б так, плахи бы не пустовали, да и трон не успевал бы привыкать к новым задницам.

– А это потому, дорогой мой, – Гирандж иль-Маруни, великий интриган, ответил серьезно и даже торжественно, – что в заговорщики лезут все, кому не лень, и первыми – трусы. Лезут, а потом отступают при первом же признаке опасности, и торопятся предать сообщников, пока те не предали их, и покупают себе жизнь такой ценой, что небу тошно делается. Таких можно использовать, мой дорогой Ферхади, и нужно использовать, но упаси тебя Господь хотя бы намеком проговориться им о своих истинных целях! Знать правду могут лишь те, кому веришь как себе и больше, чем себе. И даже среди них каждый – лишь ту часть правды, которая ему нужна.