Алла Гореликова - Зерна огня, или Свидетель деяния

– Лу справится.

– Не слишком-то уверенно ты говоришь, – невесело усмехнулся Валерий. – Но, знаешь, я тоже думаю, что он справится. Лу – до безобразия толковый парень. Настоящий король, совсем не то, что когда-нибудь получится из твоего шалопая-братца. И потом, ему крупно повезло с первым министром.

Скрипнула дверь, в комнату вошла нянюшка. Протянула вскочившей Радиславе охапку ромашек: высоких, большущих, тех, что в народе зовут «невестино счастье».

– Ступай с Господом, дитятко, пора уж.

Рада вспыхнула, принимая ромашки: за разговором с братом главное событие дня отодвинулось, и вот – пора… Подставила лоб под нянюшкин поцелуй и вышла, мягко ступая босыми ногами по деревянному полу. Зашептала про себя давно затверженные слова: «Ия-Заступница, святая матерь наша, Ия-Благословенная, святая сестра наша! Услышь мольбу мою, яви благость свою, между отчим домом и жизнью новой помоги собрать, что мужу подарю!»

Что дальше – останется ведомым лишь святой Заступнице. Пришла отрешенность: Ия услышала сестру-невесту. Во всем мире остаются лишь трое. Рада, босая девочка в белом платье, с охапкой ромашек в руках. Ее жених – где-то далеко, но рядом в сердце ее. И Заступница в Свете Господнем, дарительница семейного счастья, Ия – вечная невеста и мать всех невест.

«Он король, у него много забот и много врагов. Дай сил помогать ему, дай терпения не мешать, дай любовь – прощать». Падает на пол белая ромашка: просьба принята. Так и будет. «Я нужна ему залогом союза, прикрытием от империи. Он был со мной честен, я это приняла. Но я не хочу – только так!» Рвет сердце девичья тоска, извечная, неразумная, самой непонятная. «Пусть я буду ему женой, а он мне – мужем, пусть я буду ему нужна, как он мне нужен, пусть мы будем едины в Свете Господнем, сердцем одним, душою одной, пусть в горе и радости буду я с ним, а он – со мной». Холодная брусчатка под ногами, падают из рук ромашки, отмечая путь невесты к часовне Заступницы. Что услышано? Что принято? Не узнать. Падают ромашки, а на какие слова – лишь Ия-Благословенная видит. «С королевы особый спрос, я знаю, и я готова. Но я хочу ему дать обычного счастья земного. Чтобы рад был меня обнять, чтоб росли счастливыми дети…»

«И готова за это отдать…»

«Ничего не жалко на свете…»

Рада вздрогнула, выходя из священного транса. Она стояла у входа в часовню, и лишь одна-единственная ромашка осталась в руке. Колотилось сердце, в голове было пусто и звонко. Ощущение чего-то важного – свершившегося, сказанного в Свете Господнем – холодило кожу мурашками неясных предчувствий. Радислава преклонила колени, с трудом пропихнула воздух сквозь сжавшееся горло:

– Благословенна будь, Ия-Заступница, матерь всех невест. В надежде к тебе припадаю, на благость твою уповаю, о счастье с мужем молю, услышь деву Раду, сестру свою.

Беззвучно отворилась дверь, пролегла от порога к алтарю залитая светом дорожка. Рада встала с колен, шагнула… окунулась в свет… Торжественно и мирно стало на душе, поверилось: все сбудется, и неважно, что ни одна невеста, сколько их ни было, не помнит, о чем молила Заступницу, роняя под ноги ромашки. Потому что разве могла она попросить плохого? Дурное одолевает лишь тех, кто идет замуж по принуждению, – и горе сломавшим невесте жизнь, если Ия услышит ее мольбы о мести. Но она-то, Радислава, сама решила! И счастлива… да, счастлива!

Девушка улыбнулась, подойдя к алтарю. Последняя ромашка легла на белоснежный мрамор, в теплое пятно солнечного света.

А по Славышти говорили: как густо усеян ромашками путь королевской дочки! Видно, то правда, что с королей Господь много спрашивает, но и дает много…

Гвардия – первая сотня, лучшие из лучших! – скакала вперед, заступить в патрулирование города и на охрану королевского дворца. Короля сопровождали кирасиры – черная рота в полном составе, с молодым Эймери во главе. Карета отца Ипполита, карета первого министра, королевская карета – в ней одиноко трясся секретарь, по уши нагруженный бумажной работой.

Сам король, вместе с графом Унгери, в сопровождении верного Бони, ехал верхом, не выказывая никому из остальных спутников явного предпочтения. Впрочем, когда послеполуденное солнце навевало дрему и из кареты аббата слышалось переливчатое похрапывание, Луи и Готье укрывались в карете старшего Эймери. О чем уж там они говорили – бог весть. Гарцевавший у дверцы с гербом Бони становился на время глух и вообще чересчур рассеян: взгляд пажа скользил по окрестностям, пробегал по рядам кирасиров на вороных могучих конях, задерживался на каретах впереди и вновь обращался к лесу, как будто затеняющие дорогу ветви дубов и грабов – невесть какое чудо.

Кирасирские кони шли шагом, запряженные шестериками тяжелые дорожные кареты плавно покачивались, – не езда, а сплошное сонное царство. Шумели высоко над головой кроны грабов, бросая на дорогу ажурную тень, фыркали кони, постукивали колеса…

А где-то далеко с той же плавной неотвратимостью рассекала Внутреннее море посольская эскадра. И плескались волны, и поскрипывали снасти – сплошное сонное царство! И чем там занимался в пути любимый родич императора, с кем и о чем толковал, прогуливаясь по палубе флагманского галеона, – бог весть.

Когда берешь жену из другого народа, лучше соблюсти и свои, и ее традиции. Особенно, если ты – король или будущий король, а род невесты – под твоей рукою. Но вот когда обычаи жениха и невесты не просто различаются, а друг другу противоречат…

Невеста-степнячка! Насколько все было бы проще, надумай Егорий женить наследника на какой-нибудь княжне. Проще и понятней: обеспечивая целостность и спокойствие государства, короли Двенадцати Земель привыкли лавировать в бурных водах непрочных союзов и векового соперничества великих княжеств. Поехал бы высватывать невесту дядько Дмитрий, белопольский князь, он же сговорился бы о дне обручения. И лишь тогда, на обручении, пред лицом Господа и перед толпой знатных родичей и приглашенных свидетелями гостей, молодые впервые соединили бы руки, а родители назначили день свадьбы.

Не то в Степи. Там парень выбирает невесту сам, а девушка сама решает, принять ли его любовь. Но ее «да» – лишь приглашение к испытаниям. Получив сердце избранницы, докажи право на ее руку перед всей новой родней. Многолюдный свадебный поезд, который для княжеской дочки – знак почета и уважения, степняки расценят как трусость и неумелость жениха, как признание: очутись он в степи один – пропадет. Приехать в одиночку – тоже уместно не всегда. Могут принять как удальца, достойного уважения, а могут и хвастуном ославить. Поэтому чаще всего предполагаемый жених приезжает в стойбище невесты с другом или братом. Но отец настаивал на секретности, да и нет у Лерки такого друга, чтоб потащить с собою в опасный и долгий путь. Вот и думай тут…