Дункан Мак-Грегор - Битва бессмертных

— Я пойду с тобой… — сумрачно произнес Парминагал, уткнувшись в кружку с вином.

— Куда? — с трудом очнулся от воспоминаний варвар.

— Все равно… Только подальше от этого города… Знаешь, Конан, когда я жил в Зембабве…

— О-хо-хо! — прогремел на весь кабак знакомый голос. — Наконец я вас отыскал!

Довольный, как свинья, обожравшаяся каштанов, на пороге стоял Кумбар.

Большое тело царедворца протиснулось в дверной проем, застив солнце, и потряслось к столу Конана и шамана.

— Хозяин! Вина! — громогласно потребовал он, усаживаясь.

— Как ты нас нашел? — поинтересовался Парминагал, пряча улыбку.

— Только благодаря Эрлику, — Сайгад подвинул к себе Конанову бутыль с вином и быстро отпил несколько больших глотков. — Когда вы оба так стремительно исчезли, оставив меня одного в этой ужасной комнате, полной пепла, я обратился к моему богу с такими словами… — Он откашлялся, готовясь в точности изложить свою мольбу, закатил глаза и заунывно начал: — О, Эрлик! Великий и могущественный! Обрати взор свой на грешную землю нашу! Отыщи на ней самого несчастного из рабов твоих! Нашел? Нет, в цепях — это кто-то другой. И в гладиаторской казарме тоже… Куда ж ты смотришь? Самый несчастный беседует сейчас с тобой! Это я, Кумбар.

Парминагал закрылся кружкой и трясся от смеха. Будь даже Эрлик не суровым и мрачным божеством, а благодушным слезливым старцем, и то красная, толстая, пышущая здоровьем физиономия царедворца не ввела бы его в заблуждение.

— Одинокий и всеми забытый, — печально вещал самый несчастный из Эрликовых рабов, — я плачу, сидя в грязном трактире, весь в пепле и дерьме, как обгаженный воронами орел…

— Чем от тебя воняет? — рыкнул варвар, поводя носом и отодвигаясь от старого приятеля подальше.

— Горем, мой молодой друг, чем же еще… — Стянув с себя облеванный камзол, Кумбар швырнул его на пол и с воодушевлением продолжил: — Так вот. Молю тебя, о Эрлик, укажи дорогу к жестокосердым спутникам моим, что бросили бездыханное тело мое в проклятом богами гадюшнике!

— И указал? — серьезно вопросил Парминагал.

— А как же!

Закончив рассказ, сайгад повеселел. Присосавшись к огромной кружке с красным вином, он долго и смачно булькал, пока не утолил жажду. Потом подозвал хозяина и велел принести мяса и еще вина — на всех.

— Лучше б Эрлик отослал тебя обратно в Аграпур, — пробурчал Конан.

— Ты же сам просил меня сопровождать тебя! О-о-о, варвар… — Кумбар укоризненно покачал головой. — О-о-о…

— Не просил. — Киммериец схватил огромный кусок говядины с блюда и вцепился в него крепкими белыми зубами. — Я б скорее отправился в путь с ядовитой змеей за пазухой, чем с жирным трусливым кабаном…

— Я не кабан, — отказался сайгад.

— Кабан…

— Не кабан…

От смеха у Парминагал а выступили слезы на глазах. С одной стороны, он был полностью согласен с варваром, что Кумбар как раз таки кабан, но с другой стороны, спорить о том считал занятием, пристойным разве что для мальчишек.

— А ты… Ты… Киммерийский бык! — выпалил оскорбленный сайгад и повернулся к спутникам спиной.

— Ну и что? — На удивление невозмутимый, Конан уплетал мясо, низко склонив голову над блюдом, так что концы его длинных волос то и дело опускались в жир.

— Ха! Ха! Ха! — саркастически сказал Кумбар.

В синих глазах варвара сверкнул злой огонек. Шаман поспешил исправить положение, опасаясь драки.

— А не пора ли нам в путь, друзья? — бодро вопросил он, водружая на стол пустую бутыль.

— Давно пора, — кивнул сайгад. — Да, Конан?

Но если обида Кумбара была скоротечна, то киммериец, памятуя обо всех прегрешениях старого приятеля, более ничего ему прощать не собирался.

— Убирайся в Аграпур, — злобно буркнул он в ответ.

Парминагал вздохнул. Да, примирить его новых знакомых оказалось делом непростым. Он открыл рот, намереваясь произнести нечто вроде стольной речи, но тут царедворец, пораженный в самое большое сердце свое жестокими словами варвара, всполошенно запричитал.

— Как это? Как это? Почему это в Аграпур? Не хочу!

— Р-р-р…

— Да почему же в Аграпур? В «Бламантине» говорится: «Не возвращайся туда, откуда только ушел…» А ты говоришь, в Аграпур!

— Г-р-р-р…

— А еще в «Бламантине» говорится: «Чти спутника своего, как себя самого чтишь»!

Варвар медленно распрямил плечи, устремил опасно безучастный взгляд на сайгада.

— Смотри-ка, Конан! — обрадовался вдруг шаман. — Тот козел!

Теперь он мог быть спокоен. Ссоры между старыми друзьями не будет, ибо для сурового киммерийца появился другой объект для вымещения раздражения: почесывая бородищу, в кабак вошел козел, который в таверне Хаддуллы призывал на голову опального наследника гнев толпы.

Расквашенный нос ублюдка был так красен, что мог бы освещать улицу в темное время — вместо фонаря; одна рука висела на белой шелковой перевязи, другая нервно подергивалась; вдобавок ко всему козел еще и прихрамывал на левую ногу, а правую, ставя на пол, неестественно выворачивал. Все эти признаки вчерашней драки друзья отметили с искренним удовлетворением.

Козел их не заметил. Вихляя бедрами, он прошел к столу, за которым сидели солдаты, и, похлопав одного по плечу, радостно заблеял. Парень посмотрел на него удивленно, потом перевел взгляд на товарищей и снова на козла. Через мгновение наглец уже летел обратно к двери, отчаянно визжа и суча ногами.

Настроение Конана моментально исправилось. Он закинул голову и захохотал. А в следующий миг смеялись уже все — и шаман, и сайгад, и солдаты, и два новых посетителя, и даже сам хозяин.

Приземлившись, козел полежал немного молча, видимо, соображая, что с ним такое произошло, потом вскочил и, потрясая кулачком здоровой руки, кинулся к обидчику.

— Я — Камаль! Я — Камаль! — заверещал он так пронзительно, что у Конана заложило уши. — Как посмел ты, червь, ударить в мое лицо!

— Иди ты… к Нергалу со своим лицом… — ощетинился солдат.

— Уа-а-ау! — В злобе козел не смог найти подходящих этому случаю слов и вздумал просто орать как недорезанный. Слюна брызгала с его губ прямо на куртку парня, который снова посмотрел на товарищей, как бы испрашивая совета — что делать с таким ублюдком? — потом без размаха ткнул прилипалу в глаз вторично.

Под громовой хохот всех присутствующих козел совершил еще один полет к двери. Парминагал, за нынешний день навеселившийся, наверное, на всю жизнь, вдруг дернул Конана за рукав.

— Я же говорил тебе, этот недоумок служит у моего венценосного дядьки! За два удара по его гнусной роже солдат головы лишится!

Киммериец перестал смеяться. Он отлично понял, о чем толковал ему шаман. В самом деле: парень, по всей видимости, не узнал слугу наместника, как не понял и добрых намерений его пообщаться с простыми солдатами, и за это нынче же поплатится. В общем веселии мысль сия показалась варвару тем более неприятной.