Дункан Мак-Грегор - Битва бессмертных

— Деревушка приличная, — заступился шаман. — Я был там лет так пятнадцать назад. Люди приветливые, гостеприимные…

— За пару золотых и последний ублюдок перед гостями расстелется, — фыркнул Кумбар.

— Ладно, — прервал Конан содержательную беседу своих спутников, — я и сам спать хочу. Где там твоя деревушка, шаман?

— Вон!

Парминагал привстал в стременах и протянул руку. Приглядевшись, киммериец и в самом деле увидел несколько тускло сверкающих под лунным светом пятнышек — но всей видимости, крыш домов. И если до того у него еще оставались сомнения, то сейчас он твердо решил доехать до деревни и выспаться как следует.

— Ну? — нетерпеливо обратился к нему Кумбар. — Мы едем или стоим?

— Едем… — ответил за варвара шаман.

Они пришпорили лошадей и вскоре уже выехали на узкую, утоптанную башмаками и копытами тропу, что вилась меж холмов и вела как раз к деревне.

Когда они поворачивали в очередной раз, Парминагал вдруг коротко вскрикнул и остановился. По инерции проскакав еще с десяток шагов, его спутники тоже осадили лошадей.

— Ну, что еще! — раздраженно крикнул Конан, разворачивая вороного. Терпение никогда не входило в число его достоинств, а последнее время он, кажется, использовал весь его запас.

— Туда нельзя, — выдохнул шаман.

— Почему?! — От злости Кумбар вовсе потерял голос и сейчас уже не говорил, а пищал.

— Я не знаю… Но чувствую — туда нельзя… Конан, прошу тебя, давай остановимся здесь или там, у кустов…

— Кром! Ты сам хотел ехать в деревню! Ты сам говорил, что…

— Да, говорил. — Парминагал смотрел ему прямо в глаза. — А сейчас говорю — туда нельзя.

— Оставайся!

Конан резко дернул повод, опять разворачивая вороного, и помчался вперед, не оглядываясь. Кумбар, одарив шамана презрительным взглядом, припустил за ним.

Конан подъехал к деревне в тот самый миг, когда первый луч солнца озарил землю робким еще, но быстро набирающим силу светом. Пара ветхих заброшенных развалюх, однако, не вызвали у него желания остановиться, поэтому он поскакал дальше, по пустынной холмистой местности, про себя удивляясь такому странному расположению селения — за много сотен локтей ни одного жилого дома он еще не увидел.

Спутники его — он слышал это, хотя не поворачивал головы, — спешили за ним, причем сайгад неустанно ворчал и жаловался. За время пути он совсем разнуздался: обращался к Эрлику с разными идиотскими просьбами и предложениями, громко охал, пел фальцетом, заставляя птиц смолкать от ужаса, а однажды, совершенно обнаглев, попытался даже всплакнуть, горюя о несчастной своей судьбине. Он так и сказал — «судьбина», от какового слова, годного лишь для употребления в кругу старых дев, варвар долго отплевывался.

Парминагал, вопреки опасениям, вел себя вполне прилично. В разумении варвара это значило мало говорить, не стонать, изредка — в случае необходимости — ругаться, а также пить много вина и не особенно от него хмелеть. Вот только с женщинами он явно не желал иметь дела. Поначалу Конана это несколько удивило и, естественно, вызвало некоторое подозрение, но потом, коротко поговорив с ним при выезде из Хоарезма, он понял, что шаман так устроен:

он ждал свою единственную любовь и до той поры предполагал сохранить свою чистоту в целостней возможной сохранности.

Конечно, киммериец до конца так и не смог уяснить, зачем мужчине нужно сохранять чистоту. Он тоже намеревался когда-нибудь (в далеком будущем) одарить любо вью красивую, умную и добрую девушку, которая будет ему верна и родит для него сына, или двух, или трех. Он, Конан, быть может, тоже будет ей верен. Но сейчас-то он с ней вовсе не знаком! Зачем же ей его верность?

На эти соображения Парминагал ничего вразумительного сказать не смог — только пожал плечами и улыбнулся. И тогда Конан сказал сам: «Живи как думаешь, парень. Но если тебе вдруг захочется хорошенькую девчонку — скажи мне. У меня есть одна подружка…» (тут он немного слукавил, ибо подружек у него в каждом городе, где ему пришлось побывать, было с десяток). Шаман и на это ничего не ответил, да варвар ответа и не ждал.

Так, размышляя на непривычную для себя тему — девственность и порочность, — Конан достиг наконец деревянных ворот, кои стояли в самом узком месте тропы, между двух пышных холмов, похожих на грудь Кумбаровой матроны, и обозначали въезд в селение.

— Постой! — почему-то шепотом крикнул ему Парминагал.

Он остановился, подождал шамана.

— Прошу тебя, Конан…

— Вздор! — Не дослушав, киммериец снова пустил коня вскачь.

В ворота он влетел вихрем и так же промчался по небольшому полю, что серебрилось в утреннем нежном свете. Сзади он слышал опять причитания утомленного дорогой царедворца — эти омерзительные звуки только подгоняли его. Инстинктивно он стремился оторваться от спутников, чтобы не слышать, как хнычет старый толстый кабан.

За полем Конан обнаружил перелесок, а уже за ним виднелись и крыши домов. Только здесь он почувствовал близость моря: ветер, свежий, напитанный запахом соли B рыбы, стал сильнее и гнал по небу длинные белые перья облаков.

Десять лет назад он так же стремил коня к морю Вилайет. Там, на Острове Железных Идолов, находился замок отвратительного колдуна, похитившего дочь у доброго хона Буллы, который отнесся к юному варвару как к собственному сыну. В ответ Конан решил освободить его Адвенту, для чего и отправился на поиски злодея. Сопровождал его в путешествии сем Майло, полуоборотень-получеловек. Хон Булла взял его к себе еще младенцем, и — увы, на горе, а не на радость, ибо колдун, не удовольствовавшись тем, что мальчишка с каждым годом становится все более зверем, определил еще и срок его жизни — в двадцать пять Майло должен был умереть.

Киммериец усмехнулся, припоминая подробности этого похода. Особенно развеселило его сейчас то, отчего тогда он пришел в неописуемый ужас, хотя и не признался в том: в зале Железных Идолов Майло, который до тех пор был сварлив, но зато добр и внешне весьма красив, превратился в настоящего монстра- Слава Митре, душа у него осталась прежняя — с ней колдун ничего не смог сотворить. Правду сказать, если б не приемный сын хона Буллы, то Конан сейчас вряд ли ехал бы спасать Воина Белку — Майло заслонил его собой от смертоносного взора колдуна, он же с ним и сразился… Жаль только, девчонка к тому времени была уже мертва…

Вдруг Конану захотелось повидать старых друзей. Хон Булла, наверное, давно уж переселился на Серые Равнины — ему и тогда, десять лет назад, было почти что восемьдесят, а вот его парень, должно быть, жив, женат и многодетен… Какой он сейчас? Помнит ли юного варвара и их совместный поход к морю Вилайет, на Остров Железных Идолов? Конан был уверен, что помнит. Разве можно такое забыть?