Леонард Карпентер - Конан Великий

безжизненным светом, обнажая то, что смерть хотела бы скрыть до тех пор, пока трупы не обезобразят до неузнаваемости тлен и воронье. Словно борясь со слабым холодным лунным полусветом, тьма затянула небо дымом, шедшим от горящих по краям долины деревень. Их подожгли отступающие, не желая оставлять противнику ни единого целого дома. Так, в борьбе холодного света и горькой, едкой тьмы протекала ночь.

Вслед за луной, с востока на поле боя вышла одинокая тень, пустившаяся в извилистый путь среди груд человеческих и лошадиных трупов. Эта тень могла показаться духом сражения, усталым от войны богом или же… самое невероятное предположение оказалось истиной: по долине, шатаясь от усталости, преодолевая боль от многочисленных ран, брел человек в изорванной одежде, в изрубленных и исколотых вражеским оружием доспехах. Без шлема, с рассыпавшейся по плечам гривой черных волос, он брел по полю с длинным мечом в руках. Высшего качества, королевский по стали и украшению клинок был иззубрен и покрыт слоем запекшейся крови, смешанной с грязью. Одинокий воин, с трудом удерживая меч, пошатываясь, брел по долине, обходя совсем непреодолимые завалы из трупов.

Неожиданно он остановился и прислушался: до его ушей донесся слабый, нечленораздельный стон. Сориентировавшись на звук, одинокий воин подошел к еще живому, смертельно раненному офирскому пехотинцу. Солдат в синем плаще был пронзен копьем насквозь. Стальной наконечник вошел в его живот и, выйдя из спины, пригвоздил несчастного к земле. Остроконечный шлем офирца был отброшен в сторону, а земля в пределах досягаемости его рук изрыта в бессильных попытках освободиться. Услышав шаги, солдат в последнем усилии поднял голову и, давясь собственной кровью, заливавшей ему рот и стекавшей по подбородку, прохрипел:

— Добей меня… Во имя Митры, я молю тебя о милости… добей…

Его отчаянная мольба была оборвана ударом меча, вонзившегося ему в горло. Пусть и не очень точный, удар все же сделал свое дело; когда тело офирца перестали бить последние судороги, одинокий воин выдернул меч из его шеи и побрел дальше. Некоторое время спустя его внимание привлекло какое-то движение среди мертвых тел. Тяжелыми шагами воин приблизился к шевелящемуся человеку — здоровяку-гандерландцу, чей живот был наискось вспорот ударом алебарды. Не издавая ни звука, если не считать тяжелого, хриплого дыхания, обезумевший от боли, обреченный солдат продолжал бороться. С того места, где его настиг удар врага, он прополз несколько шагов, волоча по траве вываливающиеся из живота внутренности. Иззубренный клинок описал в воздухе широкую дугу и, задев край шлема обреченного солдата, вонзился в его шею, застряв в кости у основания черепа. Милосердному палачу пришлось немало потрудиться, чтобы освободить свое оружие. Отдышавшись, он оперся на клинок и оглядел поле боя, гадая, сколько еще несчастных — его верных подданных и попавших в жестокую мясорубку солдат противника — дожидается последней милости среди гор трупов и перепаханной лошадиными копытами земли. Казалось, чувство, сходное с паникой, охватило одинокого воина; пошатываясь, он, словно на ходулях, пошел по полю, перешагивая через мертвые тела, спотыкаясь о них и озираясь по сторонам.

Обходя громаду перевернутой колесницы, он вздрогнул, услышав обращающийся к нему голос, в котором не было ни боли, ни отчаяния, ни ужаса:

— Эй, ты, палач обреченных, меня не трогай! Пощади меня во имя Крома, Маннанана, Митры или кого там еще, во чье имя ты устроил это пиршество освобожденных от страданий душ.

Чертыхнувшись, усталый воин присмотрелся и обнаружил говорившего. Плотно сложенный, с некрасивым лицом, он лежал на земле в тени перевернутой колесницы. Опасности он представлять не мог — тяжелый бронзовый поручень придавил нижнюю часть его тела и, под весом платформы, даже ушел в землю. Но голос — ясный и четкий, несомненно, бесстрашно-дерзкий… как он мог быть таким у смертельно изуродованного человека? Не найдя ответа на этот вопрос, воин с мечом неуверенно ухмыльнулся:

— Пощадить тебя? А зачем? Я ведь солдат, а не торговец рабами. И мой долг честного воина — облегчить последние страдания моих товарищей и противников. Впрочем, все они мне братья, братья по оружию, соратники по единому воинскому братству. И как знать, быть может, когда-нибудь такой же милосердный клинок поможет обрести вечную жизнь моей душе простого солдата, избавив ее от лишних мучений.

— Простого солдата, говоришь? — переспросил человек, лежавший под колесницей, и в его голосе дерзость смешалась с издевательской насмешкой. — Нет, врешь, никакой ты не солдат! Ты — король!

Это слово прокатилось над долиной, словно заставив встрепенуться тех, кто в действительности уже много часов не слышал ни единого звука из этого мира. Хохотнув, незнакомец продолжил:

— Король Конан Кровавые Руки! Конан Обагренный Топор, венценосный палач из Аквилонии.

Придавленный колесницей человек, однако, показывал чудеса жизнестойкости. Выкрикивая свои титулы оскорбления, он успевал еще и корчить выразительные рожи, жутковато смотревшиеся на его лице, прикрытом чуть не до глаз не по размеру большим шлемом.

— И как король, ты, деспот-иноземец, можешь не утруждать себя исполнением долга простого солдата. Разве тебе об этом еще не говорили? Не забывай же, ты — король, и для тебя писаны совсем другие законы!

— А ты, однако, неплохо знаком с обычаями королей. — Уставший, израненный Конан не стал отпираться или подтверждать верность догадки незнакомца. — И все же я, пожалуй, избавлю тебя от лишних страданий, которые ты, впрочем, переносишь весьма достойно. И моя душа будет тогда еще чуть более спокойна.

— Страдания? Нет, король-мясник, я ведь даже не ранен. Я слишком доблестный и умелый воин, чтобы быть раненным даже твоими трусливыми, целящимися в спину стрелками.

Незнакомец выразительно закатил глаза и протянул к королю обе руки, показавшиеся несоразмерно короткими по сравнению с коренастым, закованным в латы телом.

— Я бы продолжал сражаться и сейчас, если бы эта проклятая колесница не придавила мне нижние пластины доспеха. — Незнакомец показал рукой на то место, где бронзовый поручень вдавил в землю на уровне бедер веер металлических полос. — Это же просто дешевая подделка, а не настоящий боевой доспех, выданный мне накануне похода с одного из дворцовых складов Ианты. ('толь велико было мое желание участвовать в сражении, что даже жестокосердный старый король Балт не смог отказать мне. Лорд Малвин предоставил мне эту колесницу… Вот ведь пакость какая приключилась — приличного возничего у него, видите ли, не нашлось!

— Кром, да ты, как я понял, — карлик!