Леонард Карпентер - Конан изгнанник

— Да нет же, Конан, нет! — негромко рассмеялась Африандра, вновь сильно прижавшись к нему. — Я хотела только послушать твое мнение по некоторым проблемам управления городом и о религии.

— Религии? — с сомнением переспросил киммериец. — Ты что, решила меня обратить в свою веру?

— Нет, опять не угадал. — Она положила ему палец на губы, словно желая попросить его помолчать. — Расскажи только, что ты думаешь о нашем культе Единственной Богини. Я знаю, что богини не часто встречаются в религиях Шема… — Она убрала палец с его губ, давая возможность ответить.

— Они не везде редки. В огромных империях Хайбории они правят наравне с богами, а зачастую и превосходят их властью. Но в шемитских городах-государствах обычно признают одно высшее существо — как правило, мужского пола или явного самца какого-либо животного. Иногда это некая комбинация мужчины-человека и зверя. А почему ты спрашиваешь об этом?

Сновa прижав ему пальцем губы, Африандра задала следующий вопрос:

— Скажи, Конан, как тебе нравятся нашей веры по сравнению с другими городами?

— По правде говоря, я нахожу их достаточно терпимыми. Если я буду уважать ваши традиции, то меня приветливо встретят в вашем городе. Во многих других городах Шема король также объединяет светскую и церковную власть. При этом он руководит подданными железной рукой, излишне жестоко. — Голос Конана стал более хриплым. — Законов много, наказания жестоки, да и сами боги напоминают зарвавшихся тиранов, охочих до младенцев и девственниц.

Конан помолчал, затем спокойно продолжил:

— Бог моей страны — Кром — поступает по-другому. Он дает человеку жить так, как тот хочет, не требуя жертвоприношений. Вся расплата будет в день смерти. А например, Митра, бог хайборийцев, проповедует радости земной жизни. А вот многие южные культы включают в себя человеческие жертвоприношения и другие постыдные ритуалы. Мне приходилось по мере моих сил бороться с такой мерзостью. — Конан вздохнул.

Африандра кивнула и продолжила свои вопросы:

— А мы не кажемся тебе излишне строгими, жестокими?

— Вы? Нет, что ты! В Оджаре меня принимают, хотя и не верят до конца, как и любому чужеземцу. Вы защищаете свои традиции, свой город. Но привилегии ваших лидеров разумны и оправданны… за некоторыми исключениями, вроде твоего нареченного, Зануса. Ты, наследница трона, не видишь для себя позора в том, чтобы сидеть со мной вот так… — Его руки обняли принцессу за талию.

— Позор? Какой еще позор? Страшно, конечно, это да. — Вновь посерьезнев, Африандра обратилась к киммерийцу: — Скажи, ты знаешь что-нибудь о Вотанте, боге города Сарка, расположенного к юго-западу отсюда?

— Нет, ничего, кроме того, что я уже рассказал тебе. Я там никогда не был. А что?

— Дело в том, что мои родители получили оттуда письмо на золоченом пергаменте. В нем король Сарка предлагает, в целях укрепления дружбы между нашими городами, основать в Оджаре религиозную миссию культа Вотанты. Это будет что-то вроде школы жрецов и послушников по соседству с храмом Садиты.

— Тут надо следить в оба, — произнес Конан. — Божество чужой страны часто становится первым солдатом армии захватчиков.

— Этого-то я и боюсь, — вздохнула Африандра. — Но моим родителям идея пришлась по душе. Занусу она, похоже, тоже нравится. Они даже обсуждали возможность соединить наши божества — Садиту и Вотанту — в брачном союзе на вечные времена. Это должно якобы улучшить отношения между двумя городами, объединить их.

— Твоя мать, похоже, ставит подножку своей богине Садите, сама того не понимая. А вообще она выглядит просто потрясающе.

— Увы, она помешалась на победителе среди храмовых воинов. Во всяком случае, она любит Зануса больше, чем я. И то, что скажет он по поводу этого союза, сможет убедить ее. — Африандра внимательно посмотрела на Конана. — Ты говоришь, что этот Вотанта будет тираном?

— Да, не сомневаюсь. А Занусу не хватает именно таких полномочий, если он станет королем Оджары. — Конан посмотрел в глаза Африандре. — Нужно бороться против этого, девочка. Иначе ты потеряешь все, что имеешь.

— Это трудно, — снова вздохнула она. — Не менее трудно сознавать, что по законам, данным нам Садитой, Занус станет единственным мужчиной, которого я буду иметь право целовать. Мне всегда хотелось быть рядом с человеком, который не стесняется, не боится показать страсть… — Словно для объяснения своих слов, она обняла Конана и впилась в его губы поцелуем.

— Как хорошо, — пробормотала принцесса, — меня в дрожь бросает от одной мысли о бесчувственных объятиях Зануса, о его холодных губах.

— Как знать, быть может, ты еще оценишь бесстрастность мужчины, — подумав, Конан.

Африандра не дала ему договорить:

— Да, я ценю это качество. Но в нужное время и в нужном месте. Вот ты, например, умеешь быть спокойным и холодным там, где это нужно. А здесь ты горишь, ты по-доброму раскрываешь свои объятия…

Откинувшись к стволу оливы, она притянула к себе киммерийца. Страстный поцелуй соединил уста на долгое время.

— Ну и ну, Африандра! — раздался позади хриплый голос. — Вот, значит, как ты распоряжаешься своими вечерами. Сначала кабаки и бардаки погонщиков верблюдов, а теперь валяешься на земле с этим нечистым чужеземцем!

Слова исходили от темной фигуры, приближавшейся к ним вдоль края фонтана. Голос кипел негодованием. Человек остановился в нескольких шагах от них, яростно жестикулируя, но не обнажая меч. Это был тот самый, о ком они только что говорили, — храмовый воин Занус.

— Вот как ты опозорила меня! Меня, Победителя среди воинов Садиты! Значит, я должен буду жениться на опороченной принцессе? И на ложе, освященном благодатью великой Садиты, я должен буду довольствоваться тем, что осталось от верности и невинности.

— Умри, несчастный! — крикнул Конан, бросаясь вперед. Но что-то помешало ему выхватить клинок из ножен — это руки Африаидры, повисшей на нем всем весом своего тела, впились в его ладонь. Протащив девушку за собой, Конан остановился в двух шагах от стоявшего неподвижно Зануса.

— Конан, тебе нельзя убивать его! — вся в слезах, молила его Африандра. — Он ведь священный слуга нашей богини!

— Верно, чужеземец, — согласился Занус. — Это не твое дело. Так что проваливай отсюда. Было бы великим грехом осквернить церемониальный меч, намотав на него твои кишки. — Он прикоснулся к красиво украшенной рукояти меча. — А скрестить мой благородный клинок с твоей грязной ржавой железкой — это опозорить весь город!

— Слово труса, — сказал Конан, — прячущегося за спину женщины, пусть далее богини.

— Я не прячусь ни за кого. Наоборот, я стою перед лицом нашей богини Садиты, — заявил Занус. — Откуда тебе, варвару, знать, как вести себя среди цивилизованных людей. Из такого кретина с северных гор не сделать и дерьмового раба, тори уже о достойном свободном гражданине.