Блэйд Хок - Дар Крома

Заломив руки Нати, палач поволок ее к пню, придавил ее ногой и сноровисто махнул топором. Худосочные ноги обезглавленного тела судорожно застучали по полу.

Немедиец ногой отодвинул дергающееся тело и, взяв голову за ухо, положил ее прямо возле ног предводительницы.

Нинус работал как механизм, четко и без спешки, через двадцать минут возле пня громоздилась небольшая горка обезглавленных трупов, а вокруг Релмины были выложены полукругом головы ее товарок.

— Печень Нергала, аж вспотел! Ах да, чуть не забыл, Герт.

Толстуха так и стояла вытаращив глаза и оскалив гнилые зубы. Нинус ухватил ее за волосы, запрокидывая голову и рубанул топором.

— Вот теперь вся шайка в сборе!

И положил рядом с Релминой отрубленную голову бритунийки.

— Что ты собираешься сделать со мной? Произнесла безжизненно Релмина. Изнасилуешь, а потом снимешь кожу?

Нинус зашелся от хохота:

— Нет, крошка, пожалуй, наоборот.

Синие глазищи и так казавшиеся огромными стали еще больше.

— И не надейся, это слишком легкая смерть. Я тебя оставлю тут.

На лице Релмины забрезжила надежда, и она, поколебавшись, спросила:

— Рудник на самом деле был?

Палач жизнерадостно засмеялся и прошелся по подвалу, поливая маслом и поджигая все мало-мальски ценное. Под конец собрал в кучу у лестницы: остатки гнилой мебели, шелка, меха, кувшины, бочки, сверху всего этого он разлил масло для факелов. Затем нацепил свой доспех, забрал мешок с пожитками, сундучок и вылез по лестнице наружу. Лошадь стояла там, где он оставил, и была в полном порядке.

С помощью трута и кремня он разжег огонь и бросил промасленную ткань вниз. Яркое пламя принялось пожирать наваленную кучу барахла, постепенно ползя вверх по лестнице…

Немедиец дождался, пока лестница обрушилась, и перекрыл лаз несколькими обломками бревен.

«Ну и дура же Релмина. Нашла чему радоваться. Лестницы нет, еды тоже. Через пару дней будет, есть лягушек, а через неделю так, пожалуй, и своих прокисших подружек будет грызть с голодухи. Хотя возможно еще раньше сойдет с ума. Сэт с ней, надо выбираться на дорогу».

На прощанье, Авлий Лют Веракс дал Шанго, не бывавшему еще в этих землях, пару советов, кое-чем снабдил и кое о чем предупредил. Последнее касалось того, какой путь в Тарантию лучше избрать.

— Недалеко от того места, где кончаются владения моего рода, (ты поймешь где это по межевому столбу), — начал Авлий, — дорога раздваивается. Оба пути в итоге ведут в столицу. Однако выбирать по какому из них лучше поехать надо с умом.

— В чем же сложность? — спросил Шанго. — Та, что короче — всегда лучше! Или, — он улыбнулся, — обе дороги одинаковой длины?

— Нет. Одна из них действительно короче.

— Так в чем же дело? Она принадлежит какому-то весьма негостеприимному дворянину? Я думаю, — чернокожий улыбнулся еще шире, — мы сумеем договориться!

— Не в этом дело, — отмахнулся Веркас. — Короткая дорога ведет через Старый Лес. А о нем ходит дурная слава. Там часто пропадали люди, поэтому тропой, ведущей через него, перестали пользоваться. И местные и караваны предпочитают использовать длинную, более широкую дорогу. На ней и постоялый двор есть. Отмечу — весьма хороший. Ты, как я понял, комфорта особого не ищешь, поэтому подумал, что когда наткнешься на межевой столб с указателем, можешь вместо прохоженного тракта выбрать путь через лес.

— Знаешь, — проговорил скептически Шанго, — твоя история напоминает мне сказки, что мои родители рассказывали мне на ночь. «Направо пойдешь — лев нападет, налево пойдешь — в яму провалишься».

— Я так и знал, что ты не поверишь, — фыркнул Веракс. — Я и сам-то не особо верю этим россказням — пару раз пересекал лес и ничего ужасного не видел. Но я был не один, а с товарищами. Однако полной уверенности нет ни в чем, поэтому считал своим долгом предупредить тебя о возможной опасности.

— Ладно, — кивнул негр. — Спасибо. Я подумаю, когда доберусь.

Переменчивая погода Аквилонии сделала путь довольно тяжелым даже для самой выносливой лошади из тех, что могли предоставить конюшни графа Донатоса. Дорога размякла в низинах, а на местах повыше была довольно скользкой из-за гололедицы. Поэтому иногда Шанго двигался настолько медленно, что его продвижение к цели трудно было назвать путешествием. Когда Шанго наконец подъехал к развилке, уже начинало темнеть, а со свинцового неба посыпался редкий снег.

Поморщившись от промозглого ветра, обжегшего его своим мимолетным дыханием, наемник соскочил на землю. Несмотря на то, что в этих широтах Шанго был не новичком, он, как сын юга, к таким условиям все еще никак не мог привыкнуть. Чернокожий провел пальцем под носом, а затем повнимательнее посмотрел на перекресток. Все оказалось так, как рассказывал Веракс. Направо вела широкая, протоптанная тысячами ног, копыт и колес, дорога. Путь же прямо был почти уничтожен временем — где-то он зарос травой, где-то занесен грязью. Только неясная, обрывистая тень былой дороги, подобно тонкой нити вела к черной стене деревьев. До этого момента предупреждение аквилонского нобиля казалось несерьезным, даже смешным по сравнению с жарким желанием побыстрее добраться до цели. Сейчас же, когда Шанго увидел неприветливые подступы к мрачному лесу, ему стало как-то не по себе. Уже отсюда было понятно, что Лес какой-то странный. Стояла ранняя зима, однако листья на деревьях все еще не опали и даже не пожелтели. Они были зелеными и обильно украшали ветви, правда зелень эта была какого-то сероватого оттенка. Выпавший снег осел на растительности, но даже он, казалось, не беспокоил покой древесных крон. Было еще кое-что, доставляющее беспокойство в отнюдь не суеверную душу Шанго, но что конкретно его так волновало, он никак не мог определить.

Обругав самого себя за сомнения и неясные страхи, наемник оседлал коня и направил его в сторону леса. Уже часа через четыре он намеревался быть в Тарантии и никому не собирался позволить задержать его. Вступая под полог леса, Шанго взглянул на своего коня, ожидая его возможной реакции — животные более чувствительны, чем человек к вещам, что недоступны взгляду. Однако лошадь весело трусила по заросшей тропе, и казалось, даже холодная погода ее не слишком беспокоила. Пожав плечами, негр отогнал всякие посторонние мысли и сосредоточился на дороге впереди.

Листва скрыла даже остатки того света, что пробивался через мутное небо, поэтому путь надо было преодолевать тщательнее. Все говорило о том, что скоро вообще должна была настать полная тьма. Шанго достал из седельного мешка факел и приготовился его зажечь.

Через некоторое время действительно стало темнее, однако, ненадолго. Логика подсказывала, что, скорее всего, это глаза привыкли к такому освещению, однако Шанго не покидало ощущение, что лес что-то освещает. Что возможно светятся сами деревья. Еле заметным призрачным светом. Подтвердить он этого никак не мог — пристальный взгляд на окружающие объекты не находил ничего. Это вызывало беспокойство, тревогу. К этому неудобству добавилось тягучее, обволакивающее ощущение того, что на него кто-то смотрит. Со всех сторон. Чернокожий осмотрелся, но видны были лишь нескончаемые ряды деревьев и кажущиеся черными россыпи листьев. Он сжал зубы, комок подступил к его горлу.