Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая

— Да ему просто хочется делать всё назло, — вдруг сказал Йенс. Я повернулся к нему — немец нахально улыбался, а Зигфрид кивал головой в крылатом шлеме. — Что нельзя, то и можно. Куда не надо, туда и нужно. Где никто не ходит, там и пойдём. Хорошая, между прочим, жизненная философия.

— В целом — это правда, — признался я. — Примерно такой философией я и руководствуюсь.

Арагорн засмеялся — я даже вздрогнул, никогда раньше такого не слышал — и уставился на него изумлённо, потому что это был настоящий весёлый смех.

Михаил Володин

Андрей

Йенс Олег (я)

Олег Танька и Лена Игорь

Фергюс Лена и Зорка Димка

Видов Ингрид и Линде Мило

Сергей Анри

Ян и Раде

Примерно таким порядком мы и двигались с самого утра, с того момента, как спустились в долину. Я строго-настрого запретил кому-либо отходить в сторону дальше видимости. Прежде чем спуститься, мы довольно долго готовились — чисто морально в основном, но не только. Мы внимательно разглядывали долину, насколько хватало глаз.

Ничего необычного не было видно, если исключить то, что в этих местах — явно благодатных! — нигде не поднималось ни дымка. Вообще не было видно признаков человеческого присутствия.

Я ещё раз спросил всех, не скрывая ничего в плане опасности, нет ли желающих «пойти другим путём». И испытал гордость за то, что ко мне прибились такие кретины…

…Надо сказать — пока что неведомый Вендихо никак себя не проявлял. Было тепло, но дул довольно сильный ветер (с деревьев то тут, то там уже летели листья), а на солнце время от времени набегали раздёрганные клочья облаков. Зверья тут было полно, мы то и дело пересекали хорошо натоптанные тропинки, слышали, а то и видели животных и птиц.

Как писал Гайдар в «Мальчише-Кибальчише»: «И всё бы хорошо, да что-то нехорошо.» я видел, что многим из наших не по себе. И сам понял, что имел в виду Джанни, когда впадал в истерику. Меня давило.

Давило, и всё тут. И это было не ощущение отталкивания, которое я испытывал в некоторых местах, в которых побывал — словно тебя тут не хотят; есть такие места, чужие человеку, чаще всего — морское побережье или горные плато. Нет. Нас тут явно хотели.

Что-то подобное, наверное, испытывает животное, ощущающее присутствие охотника, но не видящее его. За нами наблюдали — жадно и оценивающе. И взгляд был осмысленный, а главное — повсеместный. Ниоткуда — и отовсюду.

Всё-таки этот мир надо за кое-что благословить. Он «заморозил» в нас способности подростков, исчезающие с возрастом — в частности, интуитивное ощущение опасности, молниеносную реакцию, бесстрашие. И одновременно наделил опытом, вещью бесценной. Так вот. Не негры за нами следили. И не люди. И вообще…

Под «и вообще» начались чудеса. Андрей остановился, вскидывая левую руку, а правой молниеносно обнажив свою валлонку. Но он мог бы и не сигналить, потому что трудно было не увидеть то, что предстало нашим глазам.

Точно перпендикулярно к нашему курсу шла группа ребят. Очень похожих на нас (в том смысле, что похожи вообще-то все, прожившие здесь определённое время), но вооружённых как бы «потяжелее» — со щитами, многие в шлемах, кое-кто с копьями, некоторые — в чешуйчатых панцирях. Двигались они быстро, привычно-ходко и бесшумно.

Совсембесшумно.

Я наблюдал за этим шествием, а в голове вертелась почему-то похабная песенка из школьного фольклора:

А я с дерева упал

И на девочку попал…

Мы покатились под кусты,

Она сама сняла штаны.

Она смотрела в небеса,

А я ей делал чудеса…

«Чудеса… чудеса… чудеса…» — заевшей пластинкой заскрипело последнее слово, когда один из парней обернулся в нашу сторону, и я встретился взглядом с его глазами, светло-серыми и широко расставленными.

Он меня не видел. Отвернулся и зашагал дальше в этой странной процессии.

— У них ни у кого нет тени, — сказал напряжённо Йенс. Мы оставались на месте, словно не в силах пересечь ту невидимую черту, по которой они шли, пока странный отряд не скрылся за деревьями, двигаясь всё так же размеренно, бесшумно и уверенно.

— Пошли, Андрей, — окликнул я Альхимовича. Он обернулся, посмотрел на меня, сглотнул — и зашагал вперёд.

Ничего не случилось…

…— Олег, — мы с Йенсом шли в центре ромба, а Танька и Ленка Власенкова на время заменили нас в охранении, — ты понял, кто это был?

— Понял, не дурак — дурак бы не понял, — пробурчал я. — Те, кто погиб тут когда-то.

— Дурак, — искренне заметил Йенс. — Наоборот — те, кто смог пройти эти места. Вендихо сравниваетнас с теми.

— С чего ты взял? — спросил я. Йенс вздохнул так, что мне захотелось дать ему по шее:

— «Тир», — палец Йенса описал в воздухе «наконечник стрелы»

— У них на щитах была руна «тир», или «тиваз», не знаю, но скорее «тир», если это англосаксы, — и он прочёл: -

Тир — звезда,

веру крепит в атлингах,

не собьётся с пути,

туман в пути

ему не помеха…

…К вечеру мы вышли на берег тихого лесного озера.

Обычно я ставил на двухчасовые ночные дежурства по два человека и считал это более чем достаточным. Нормальным было и то, что часовые старались замаскироваться и не привлекать к себе внимания. Но на этот раз я изменил своей привычке — опасностью были не негры. Мы ещё засветло натаскали на поляну у речного берега огромное количество хвороста и сушняка (ходили по четверо!), из которого выложили огненное кольцо. На те же двухчасовые смены я назначил снова четвёрки, приказав ни в коем случае не покидать круга.

Как только стемнело — начались мелкие и гадкие чудеса. Ощущение взглядастало неотрывным и физически тяжёлым. По кустам вокруг ярко горящего огня крались отчётливые звуки. Из темноты протягивались сами собой ветви деревьев. Кто-то тяжело перепрыгивал с одного ствола на другой. Вода у озёрного берега шептала вкрадчиво и затягивающе. Что-то плескалось там.