Норман Хьюз - Месть волчицы

Внезапно она осознает, чего ей не доставало все это время. В городе она до сих пор не видела ни единого храма. И тут же, словно по заказу, стоит ей подумать об этом, Соня оказывается на площади перед святилищем. Храм огромен и великолепен, совсем не по Коршену, и углядев огромные золотые знаки солнцеворота по обе стороны огромных дверей, Соня понимает, что перед ней митрианское святилище, возведенное, скорее всего, немедийцами. Уж больно не вяжется вид этого храма со всем стилем и обликом Коршена.

Ну что же, любопытно… неужели сами горожане не верят ни в каких местных богов? Неужели им хватает на весь город одного этого уродливого сооружения в имперском немедийском духе, которое должно быть так неприятно местным обитателям, — если Соня хоть что-то смыслит в психологии небольших горных княжеств?

На первый взгляд, догадка ее верна: перед храмом почти не видно народа, если не считать десятка неизменных нищих. Да и внутри, насколько она может разглядеть сквозь приоткрытые двери, немноголюдно. Мелькают желтые одеяния жрецов, да, кажется, есть еще пара-тройка молящихся. Более ни души.

Впрочем, Соня мало что знает о культе Митры. Возможно, для верующих существуют особые часы посещения храма, а она оказалась здесь просто в неурочный миг. Но как бы то ни было, отсутствие храмов, посвященных другим божествам, кажется ей удивительным. Или они тут молятся своему князю, считая правителя полубогом, как это заведено в некоторых восточных державах? Как там его имя, этого местного князька? Ксавиан, кажется… Да, забавно. Бог Ксавиан… Соня невольно хмыкает, представив себе толстого плешивого старичка, с ласковой суровостью взирающего на склонившихся в молитве подданных.

Но веселость тут же уступает место любопытству, когда она замечает какое-то движение на площади.

Первыми настораживаются нищие, между ними начинается какая-то суета, поклоны, Обращенные в сторону троих крепких мужчин в доспехах и с оружием в руках, в которых Соня узнает городскую стражу. Заинтересовавшись, ибо это первое достойное внимание происшествие, коему ей доводится стать свидетелем, Соня незаметно, по краю площади, придвигается ближе, чтобы иметь возможность увидеть и услышать все, что должно сейчас произойти. Но вопреки ее ожиданиям и тому, что Соне доводилось видеть в других местах, стражники отнюдь не принимаются разгонять нищих, — действо столь же неизменное, сколь и бесполезное. Вместо этого трое мужчин начинают поочередно обходить ряды попрошаек, что-то спрашивая у них, и те с униженными поклонами роются в своем рубище, показывая охранникам порядка какие-то небольшие предметы, которые Соне на таком расстоянии разглядеть не удается. Впрочем, она догадывается, в чем дело, и готова поставить десять золотых против глиняного черепка, что ее догадка верна. В Коршене гильдии, как видно, выдают особые патенты тем, кто практикует их ремесло, и это касается даже нищих. Не имея специального ярлыка с печатью, никто не имеет права заниматься здесь попрошайничеством.

И судя по всему, как раз такого нарушителя обнаруживают сейчас стражники. Один из них хватает за ворот мужчину лет пятидесяти или старше… Впрочем, под таким слоем грязи едва ли на лице его можно разглядеть точные приметы возраста.

Ветхая одежка трещит по швам, и ворот остается у стражника в руке; тот с брезгливостью отбрасывает тряпку прочь, словно опасаясь заразы.

— Ну вот, господин хороший, испортили мне одежонку! Кто теперь за это платить будет?!

Но стража порядка не так легко сбить с толку. С угрожающим видом он наклоняется к нищему.

— Зубы-то мне не заговаривай, Ларнак. В прошлый раз клялся, что патент будет непременно. Где он?

— Но, господин хороший, никак не успеть, — хнычет поименованный Ларнак. — Клянусь, к следующему обходу непременно выправлю. А пока посмотрите же сами, — грязной рукой он тычет на свою правую ногу, и Соня невольно морщится от отвращения при виде омерзительных струпьев и язв, покрывающих кожу неестественно — багрового цвета.

— Видите, господин, полное право имею, и без всякого даже, патента…

Стражник сурово взирает на нищеброда.

— А, старина Матшил лютует! — внезапно раздается где-то под локтем у Сони восторженный голосок, и, скосив глаза, она с изумлением обнаруживает пристроившегося поблизости мальчугана, который наблюдает за происходящим с неприкрытым детским восторгом.

Перехватив на себе взгляд Сони, он поднимает на нее глаза и заговорщически подмигивает:

— Ну, сейчас начнется.

Тем временем старший из стражников молча кивает своим товарищам, которые, не обращая внимания на вопли извивающегося нищего, хватают его за руки и с силой прижимают к земле. Остальные попрошайки расползаются в стороны, словно ничего не происходит, не делая попыток не то что вступиться за коллегу по ремеслу, но даже и просто возмутиться действиями стражников.

Матшил извлекает из ножен длинный острый кинжал и, не выказывая ни тени брезгливости, левой рукой прижав лодыжку нищего к земле, резко проводит ему по ноге лезвием ножа.

Соня невольно таит дыхание, готовясь к виду крови… Но вместо этого зрит чудо. Омерзительные язвы и струпья отваливаются, рассеченные кинжалом, словно сухая корка, обнажая чистую и здоровую плоть.

— Митра исцелил тебя, презренный лжец, — с этими словами, обтерев лезвие о рванину нищего, Матшил прячет кинжал в ножны, затем делает знак двоим своим товарищам отпустить обманщика; Стражники, поднимаясь с земли, перекидываются взглядом со старшим и, повинуясь его немому сигналу, принимаются рыться в больших кошелях, что висят у них на поясе. Первый достает небольшую медную дощечку с закрепленным на ней листом пергамента, второй — перо и походную чернильницу, также медную, от которой, не торопясь, откручивает колпачок и, обмакнув туда перо, предлагает Матшилу.

На поддельного калеку все эти приготовления действуют хуже, чем если бы он видел перед собой палача, натачивающего топор, Рухнув на колени, он принимается обливаться слезами, на сей раз неподдельными.

— Господин Матшил, добрый господин Матшил! — он делает попытку облобызать сапоги стражника, но тот брезгливо отступает на шаг, сосредоточенно что-то записывая на пергаменте. — Умоляю, господин Матшил, не делайте этого, смилуйтесь!

С высоты своего немалого роста, стражник бросает суровый взгляд на распростертого в пыли нищего,

— Ты получил второе предупреждение, Ларнак, как я тебе и обещал. Ты и сам знаешь, что это означает. Полагаю, мне нет нужды произносить это вслух.

С этими словами вся троица, неспешно развернувшись, уходит, чеканя шаг по булыжной мостовой. Нищие провожают их взглядом, затем поспешно отводят глаза от ползающего на камнях незадачливого собрата. Тот, впрочем, и не собирается взывать к их жалости или сочувствию, явно понимая все тщету таких попыток. Понурившись, он бредет прочь и, едва не задев Соню плечом, скрывается за поворотом.