Роберт Говард - Чёрные колдуны

Удар, нанесенный по всем правилам боевого искусства, зародившегося задолго до того, как Атлантида погрузилась в пучины океана, сломал бы позвонки любого человека, словно сухую ветку. Однако варвар его выдержал. Упав на руки, он извернулся, пытаясь дать Хемсе подножку. Тот поспешно отскочил, будто мальчишка, а не уверенный в своих силах чародей. Самодовольство, не покидавшее его с того момента, когда он с легкостью расправился с разъяренной ордой вазулов возле селения Курум, уступило место сомнениям. Киммериец оказался крепким орешком, а сила любой магии — в победах, а не в поражениях.

Конан уже поднимался, когда Жазмина радостно вскрикнула, увидев вышедшую из-за уступа женщину и узнав в ней свою хаджибу Джитару. Но тут же поняла, что радоваться нечему: девушка подошла к человеку в зеленом тюрбане и встала рядом, с ненавистью глядя на свою бывшую госпожу.

Хемса двинулся вперед, поднял руку… и вдруг замер, глядя вверх широко открытыми глазами. Конан тоже невольно посмотрел в том направлении, как и две женщины: сжавшаяся возле дрожащего коня Жазмина и сообщница Хемсы.

По склону горы Имш стремительно скатывался алый искрящийся конус смерча, стремительно увеличиваясь в размерах. Лицо Хемсы стало пепельно-серым, рука безвольно упала. Джитара, отступив в сторону, испытующе смотрела на него.

Алый конус оторвался от склона горы и, описав широкую дугу, опустился на уступ скалы между Конаном и Хемсой, который отпрянул со сдавленным криком, увлекая за собой свою спутницу, в плечо которой судорожно вцепился побелевшими пальцами.

Смерч некоторое время бешено вращался, зависнув в двух пядях от земли и сверкая ослепительными искрами. Потом вдруг бесшумно исчез, словно лопнувший мыльный пузырь. На его месте стояли четверо. Не духи, не приведения, а четверо высоких крепких мужчин с выбритыми головами, в длинных черных тогах, скрывавших их руки и ноги. Они молча по-птичьи кивали головами, и хотя смотрели только на Хемсу, Конан ощутил, как стынет кровь в жилах. Он осторожно попятился, пока не уперся спиной в бок дрожащего жеребца, а рукой смог обнять перепуганную Деви. Никто не проронил ни звука.

На своем веку Конан повидал сотни битв и безошибочным чутьем опытного воина понял, что ему и Деви предстоит стать свидетелями смертельной схватки. Он испытал невольное уважение к человеку, который только что хотел лишить его жизни, когда тот шагнул навстречу Черным Колдунам и дерзко бросил им в лицо:

— Слетелись, вороны? Забыли, что вы всего лишь ничтожные слуги властелина, а я его ученик…

Он не договорил, и Конан понял, что самая удивительная из виденных им битв началась.

Четверо продолжали смотреть на Хемсу молча, на их лицах ничего не отразилось, но под их неподвижно-сосредоточенными взглядами человек в зеленом тюрбане отступил к скале. Тело его содрогалось, пот градом катил по мертвенно-бледному лицу. Он заслонил спиной девушку, напрягая мускулы, чтобы не сделать больше ни шагу назад. Правой рукой он что-то судорожно сжимал под верблюжьей тогой так, что набухли синие вены. Застыв, Конан смотрел, как учетверенная сила колдунов пытается одолеть силу одного мага.

Хемса застыл, широко расставив ноги, словно врос в скалу. Побелевшие губы раздвинулись, и гнетущую тишину нарушил странный ритм то ли древней песни, то ли заклинания.

— Ум, ум, ум! — неслось в беспредельность неба.

Бой бронзового колокола и рокот водопада, вой ветра и трубный рев боевого рога слились в этом звуке. Хемса боролся за жизнь, пустив в ход все свои ужасные знания, приобретенные за долгие годы мрачного послушничества. Четверо колдунов, противостоявших ему, были не менее искушены: это была битва извращенных душ, проникнувших в самые мрачные тайны мироздания. Их противник шатался под напором четырех пар глаз, гримаса боли исказила его лицо, но он не уступал поля битвы. Хемса оказался сильнее, чем они ожидали, чем он сам думал.

Жазмина лучше, чем Конан, понимала, почему Хемса смог выдержать натиск четверых колдунов, каждый из которых способен был легко превратить в пыль скалу у него под ногами. Возлюбленная, которую он прикрывал со всей решимостью обреченного, была тем источником, который питал его волю. Силой Хемсы была его слабость. Любовь, запретная для всякого мага, которой он поддался вопреки наставлениям магистров, утверждавших, что земные чувства уничтожают всякое могущество, на поверку оказалась прочной броней, которую не могли одолеть враги.

Возможно, Хемса и не сознавал этого, но его бывшие господа оказались умнее. Один из колдунов перевел свой пронзительный взгляд на Джитару. Никакого сопротивления он не встретил. Поникнув, словно увядший цветок, девушка покорно выскользнула из-за спины своего защитника и стала отступать к краю откоса, не сводя пустых глаз со своих страшных повелителей. Хемса бросился было за ней и тут же угодил в расставленную для него ловушку. Думая только о спасении возлюбленной, он не успел собраться с мыслями и отбить невидимую атаку: черная воля колдунов проникла в его мозг, как воры проникают сквозь окна, не прикрытые ставнями. Уже поняв, что проиграл, он все же, шатаясь, брел вперед, стремясь удержать Джитару. Та отступала к пропасти, движения ее были неловки, словно у ожившего трупа.

Она замерла у края откоса, раскачиваясь, как хрупкое деревце под порывами ветра. Хемса, сжав зубы в бессильной ярости так, что из уголка губ сочилась кровь, полз, протягивая к ней руки, все еще надеясь удержать ее от рокового падения. Его пальцы уже почти коснулись руки Джитары, когда один из колдунов рассмеялся гулким, словно доносящимся из глубин преисподней, смехом. Девушка подалась назад, готовая сорваться в бездну и — о верх жестокости! — сознание на мгновение вернулось к ней. Смертельный страх мелькнул в широко открытых глазах, она протянула руку, успела коснуться кончиками пальцев ладони Хемсы — и с отчаянным криком упала в пропасть.

Добравшийся до края откоса Хемса безумным взглядом проводил ее тело, стремительно катившееся по почти отвесному склону навстречу острым камням на дне ущелья. Он беззвучно шевелил губами, что-то шепча про себя. Потом с трудом поднялся и окинул своих победителей взглядом, в котором не осталось ничего человеческого. Очевидно, он прошептал какое-то заклинание, придавшее ему остаток сил: крикнув так, что по скале побежали трещины, он выхватил из-за пазухи нож и бросился на колдунов.

Это был жест отчаяния: что могла поделать ничтожная сталь против колдовских чар? Один из магов шагнул вперед и топнул ногой. Раздался глухой треск, скалы затряслись: под ногой чародея раскрылась и стала стремительно увеличиваться глубокая расщелина. С оглушительным грохотом часть уступа рухнул в пропасть. Среди летящих камней мелькнула фигурка Хамсы, отчаянно размахивающая руками, потом все поглотила лавина, стремительно несущаяся вниз по откосу.