Вадим Панов - Кардонийская рулетка

Всего двадцать лет, а на меньшее, чем быть президентом, уже не согласен? Но что-то не получается? Не складывается? Недоволен своим положением? Кто же во всем виноват? Ответ очевиден: другой. Кто-то другой. Власть. Или Бог. Виноваты они, потому что никто и никогда не признается в отсутствии таланта, ума или деловой хватки, в лени, в конце концов, в безволии и трусости. Проще отыскать виновного на стороне или брякнуть: «Не получилось, потому что система прогнила!» и затаить обиду. И протестовать против тех, у кого все получается. Требовать крушить все и вся на том основании, что ты — неудачник.

Анархические идеи переживали ренессанс, но что, интересно, сказал бы Иеробот, услышав, что быть нердом стало модно среди дремучей серости? Хотя… Кто знает, о чем думал священник, затевая поход против церкви? Какие планы строил?

Как бы там ни было, каждый хоть чем-то недовольный считал себя «немножко нердом», хотел избавить Герметикон от «преступной по определению власти» и рассуждал о «прогнившей системе». Подобные настроения стали питательной средой для возрождения, помогали распространению анархических идей, однако не приводили к созданию полноценного движения. Отчаянно требовался Герой — он должен был создать притягательный миф, легенду, придать новому старому движению сакральное дыхание. Погибнуть или победить — не важно, Герой должен был безусловно возвыситься, но… Но возникла заминка: Герой не появлялся. Проповедники нердов таились на дальних планетах Бисера и в Ожерелье не совались; современные, то есть далекие от религии, теоретики анархизма тоже предпочитали оставаться в тени; в вожди никто не лез, поскольку все помнили, как адигены обошлись с предыдущими лидерами. И потому Героем пришлось стать не мыслителю, а воину. Тому, кто прославился не речами, а дерзкими атаками и тем, что постоянно оставлял в дураках полицию. Тому, кто не скрывал своего имени, а точнее — псевдонима.

Героем нердов стал неуловимый Огнедел.

Никто не знал, откуда он явился, где родился, где учился и почему примкнул к анархистам. Его имя, его прошлое — все было тайной, он казался призраком, и многие не верили в существование героя, считая, что под общим именем Огнедел действуют восемь или десять глубоко законспирированных анархических кружков. Другие считали Огнедела гениальным психом. Третьи не определились.

Огнедела боялись. Ненавидели. Обожали. Отдавали за него жизнь. Мечтали выдать полиции ради колоссальной награды. Впечатлительная молодежь находила в нем кумира, «немножко нерды» — символ борьбы с режимом, для обывателей же Огнедел стал персонажем увлекательного, а главное — «настоящего» детектива, разворачивающегося непосредственно на их глазах. И все: и молодежь, и «нерды», и обыватели внимательно изучали газеты в ожидании новых убийств.

Взрыв пассажирского парохода на Андане, уничтожение президентского дворца на Крандаге, полицейское управление на Жухазе, храм на Каате и множество других акций. Всегда страшных, кровавых и всегда безумно красивых. Огнедел никогда не оставлял знаков, не подбрасывал в полицию писем с признаниями, но стиль знаменитого террориста был узнаваем, и публике не составляло труда определять его работы.

Его постановки.

За красотой которых совершенно терялся философский смысл учения нердов.

Третье пришествие окончательно выхолостило идею, превратив ее в абстрактное и всем понятное: «Власть должна быть разрушена!»

— Ипать мой тухлый финиш, — всплеснул руками Шо. — Ты ведь сам признаешь, что слежки не было!

— Не было, — подтвердил Лайерак.

— Значит, на нас наехали случайно.

— Да, конечно, — саркастически усмехнулся Отто. — Нас приняли за богатых гуляк с распухшими от ассигнаций бумажниками и решили устроить плотную засаду с перекрытием улицы, чтобы немножко ограбить. Ты сам понимаешь, чего городишь?

— Искали нас, но они не знали, что мы — это мы, — обиделся Сапожник. — Вот что я горожу. Если бы они знали, что мы — это мы, открыли бы пальбу первыми.

Заявление имело смысл, и Лайерак нехотя согласился:

— Ну, наверное.

И отвернулся.

Засада, перестрелка и стремительное бегство через весь город не заставили террористов отменить намеченную акцию, однако дополнительные меры предосторожности они, разумеется, приняли. Во-первых, разделились: теперь Отто и Шо жили по отдельности, а остальные члены группы — по двое. Во-вторых, сменили личины: имена, внешность — все стало другим, правда, Лайерак, в отличие от товарищей, не отказал себе в удовольствии остаться на прежнем социальном уровне, сказавшись на сей раз негоциантом с Тинигерии. Сохранили террористы и бороды, как было обещано заказчику, тем более что именно сегодня они должны были «засветиться» во всей красе.

— Я думаю, местные проверяли всех подозрительных чужаков.

Сапожник приводил этот аргумент в третий, а то и в четвертый раз, но только сейчас Лайерак решил сообщить помощнику то, что узнал от заказчика:

— Засаду устроили не полицейские, кто-то нанял местных уголовников.

— Ипать мой тухлый финиш! — Сапожник изумленно посмотрел на Лайерака. — Точно?

— Заказчик весточку прислал, а ему наш провал совсем не нужен. — Огнедел помолчал. — Во всяком случае, сейчас.

Местные блюстители порядка беспомощны, серьезной службы, наподобие лингийской тайной полиции или верзийской жандармерии, на Кардонии никогда не существовало, и до сих пор террористы чувствовали себя достаточно спокойно. Вот почему появление нового игрока, первый же удар которого, при этом удар вслепую, едва не достиг цели, испортило Огнеделу настроение.

— Жаль, что у нас нет надежных связей среди местных бандитов, — протянул Шо.

— И хорошо, что нет, — не согласился Отто. — Сейчас о нас никто не знает, никто не может выдать. И если так будет продолжаться, мы спокойно отымеем эту хнявую планету и отправимся дальше.

— Да! — поддержали вожака сидящие рядом террористы. — Поимеем!

Сапожник улыбнулся, показывая, что разделяет энтузиазм соратников, но говорить ничего не стал, склонился над лежащим на коленях «Брандьером». Шо частенько перепроверял оружие перед акциями, это был один из его способов снять ненужное напряжение, а уж такое экзотическое устройство, как ружье-огнемет, не грех перепроверить дважды — мало ли что?

«Брандьер» представлял собой восьмизарядное револьверное ружье с очень толстым, но довольно коротким стволом и маленьким прикладом. В широкие каморы, больше похожие на мышиные норы, вставлялись особые, специально разработанные ушерскими алхимиками зажигательные снаряды, приведшие Лайерака в детский восторг. Огромный калибр ружья и относительно слабый заряд боеприпасов делали «Брандьер» эффективным лишь на коротких дистанциях — до восьмидесяти шагов, но этого было вполне достаточно для той цели, для которой Гатов его спроектировал, — для метания огня. Врезавшись в преграду, снаряд взрывался, выдавая облако раскаленной зажигательной смеси, способной стремительно зачать грандиозный пожар. Или превратить человека в пылающий, орущий от боли факел.