Александр Ломм - Ночной Орел

Когда в его палату пришёл для очередной беседы магистр Лариш-Больц, он набросился на него с упрёками:

— Вы же сами говорили, что весы — это идиотство! Зачем же вы позволяете надо мной издеваться, господин магистр?!

— Вы сами виноваты. Перестаньте упрямиться, и я сумею избавить вас от всех выдумок доктора Коринты. Да и от самого Коринты в придачу! Кровать-весы не входит в мою компетенцию. Этим занимается группа доктора-инженера Шумахера.

Но если вы откроете мне правду и мы проделаем с вами хотя бы один удачный опыт, я настою на том, чтобы вам предоставили нормальные условия. Сегодня я хочу продолжить наш вчерашний разговор.

— Я не желаю с вами говорить! — резко сказал Кожин. — Вы превратили меня в подопытное животное! Взвешиваете, как барана! На окнах решётка! Вы бы ещё приковали меня на цепь и лезли после этого с вашими разговорами о благородстве!

— Повторяю, этим ведает Шумахер…

— Ну так и говорите с Шумахером, а меня оставьте в покое!..

Но Лариш-Больц не оставил Кожина в покое. Он до конца провёл свой, как он выражался, психологический сеанс, а в донесении профессору Гляйвицу отметил:

«Новая камера с решёткой и кровать-весы вызвали в подопытном феномене крайнее раздражение и психические завихрения. Этим все мои предыдущие сеансы сведены на нет, и мне придётся заново завоёвывать доверие феномена».

Вскоре после ухода магистра в комнату Кожина вошёл Коринта. Он нашёл своего друга в очень подавленном состоянии.

Что мне теперь делать, доктор? Разве я могу за себя поручиться, что не увижу сон? А ведь тогда… — Успокойтесь, Иван. Не воспринимайте всё это так трагично.

— Вы ошибаетесь! Я уже дважды летал во сне . - Погодите, не впадайте в отчаяние. Я уверен, что мы что-нибудь придумаем. А пока, знаете, что я вам принёс?

— Неужели агравин? — насторожился Кожин.

— Нет, не агравин. Если бы вы уже стояли на ногах, я бы заставил вас плясать!

— Плясать?

— Вот именно. Вам письмо от Иветы…

— Да где же оно?

Кожин даже сел на кровати, хотя ему пока что не позволяли этого делать.

— Спокойно, Иван. Письма у меня нет. Письмо я съел. Но я могу повторить весь текст слово в слово. Прочитав наизусть письмо, Коринта тут же рассказал и о том, как оно к нему попало.

— Ивета в Праге!. Ивета обо мне знает! Это просто чудо какое-то! — бормотал Кожин, и его бледное худое лицо покрылось лёгкой краской.

— Да, наши друзья последовали за нами в Прагу и теперь готовят нам освобождение. Это хорошо Горалек, Влах, Ивета… А где же Локтев? И вообще все остальные? Странно… И про фронт ни слова!.. Но как же они думают нас освобождать?

— Ничего не знаю, Иван. Это первая весточка. Но раз они хотят знать внутреннее расположение лаборатории и все точки, где стоят постовые, можно предположить, что они хотят атаковать виллу и освободить нас силой.

— Это очень похоже на Горалека. А ведь здесь целый взвод эсэсовцев! Если начнётся заварушка, Коринг вызовет подмогу. Вы представляете себе, доктор, что тогда получится? Этого допустить нельзя.

— Видите, об этом я и не подумал. Сразу видно, что вы военный человек. Но что же делать?

— Приготовьте ответ, доктор. Ни каких планов, ни каких сведений о постах им не давайте. Напишите, что я скоро поправлюсь и что мы вырвемся отсюда собственными силами. Про агравин им тоже напишите. A их спросите про фронт, про Локтева и… и Ветушке от меня особый привет передайте! — Хорошо, Иван. В военных делах вы командир, ну а в делах науки, извините, буду командовать я. Поэтому слушайте. Ежедневно перед сном четверть часа занимайтесь самовнушением. Отключите мозг от всего и повторяйте мысленно одну только фразу: «Я не умею летать!» Четверть часа. После этого сразу засыпайте Средство это не стопроцентное, но в какой-то мере может вас отвлечь от полётов во сне.

Второе свидание с доктором Коринтой долго не удавалось осуществить. Курт Штильберг отбыл в Мюнхен и там задержался. Марта без мужа не решалась обращаться к Корингу. Горалек начал нервничать. Установившаяся было связь с узниками лаборатории «НV» оборвалась, не дав подтверждения тому, что Кожин находится в заключении, вместе с Коринтой. Из пражского подпольного центра пришел только один приказ: «Ждать и собирать сведения». Так обстояли дела к середине апреля 1945 года.

Однажды вечером, получив от Марты Штильберг очередное сообщение о том, что муж ещё не вернулся и что о втором свидании с Коринтой не может пока быть речи, Горалек мрачно размышлял о создавшемся положении.

Скрипнула калитка, раздались торопливые шаги. Это прибежал шофер Мирослав, дежуривший в переулке. Мирослав с тревогой в голосе сказал:

— По переулку идёт машина совсем без огней. Как бы не фашисты это…

— Проверить оружие и занять места! — крикнул Горалек.

Трое мужчин, и девушка быстро, без суеты собрали всё нужное и скрылись в задней части двора.

Неизвестная машина подошла к воротам виллы и трижды просигналила: одним коротким и двумя длинными гудками.

— Похоже, что свои. — сказал Горалек и приказал Мирославу: — Открой ворота и отойди на место!

Шофёр, не выпуская из рук пистолета, быстро выполнил приказ командира. Машина вошла во двор. Из неё вышли люди. Кто-то из них закрыл ворота, кто-то подошел к двери и принялся звонить. Через открытое окно трель звонка отчётливо слышалась во дворе.

— Вам кого? — раздался голос Влаха.

— Мы на примерку. — ответил чей-то очень знакомый голос.

Горалеку вдруг стало жарко.

— На какую примерку? — продолжал спрашивать Влах.

На первую, на первую!

Партизаны вышли из укрытий. Горалек подбежал к человеку у двери и схватил его за плечи.

— Локтев, неужели ты!

— Я, дружище! Здравствуйте!

Боевые друзья крепко обнялись и поцеловались.

Kypт Штильберг вернулся в Прагу. Марта искренне обрадовалась его приезду: наконец-то можно будет осуществить второе cвидание с Коринтой! Но муж омрачил её радость.

— Марта, нам нужно уезжать! — заявил он.

— Куда уезжать? — не поняла Марта.

Она и служанка накрывали на стол.

Курт показал глазами на служанку. Марта поняла и услала ее на кухню.

— Куда уезжать? Почему? — спросила она с тревогой.

— Уезжать из Праги, — приглушив голос, ответил Курт. — у меня есть достоверные сведения, что скоро придут русские, нужно уезжать на запад, что бы попасть к американцам.

У Марты перехватило горло и пересохло во рту.

— Когда же ты думаешь?.. — насилу проговорила она.

— Как можно скорее. Война проиграна, надеяться больше не на что. Третий рейх уже невозможно спасти. Каждый теперь должен спасать себя.