Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!

— Агат, тебе плохо? Помочь дойти до постели? Или прислать рабыню?

Жрица подняла голову. Она походила на пьяную, но у Алмаза и мысли такой не мелькнуло. Он знал, сколько силы отнимает у прорицательницы взгляд в будущее.

— Не надо. Отлежусь здесь, под взором Тлолкалойо.

— Что ты узнала?

— Старший альбинский принц сядет на трон. Но править будет не он, а его сестра Энния со своим любовником. Младший брат будет им мешать, но Энния сильнее.

— Ты сказала — со своим любовником… Кто этот человек? — заинтересовался Алмаз, хотя его вообще-то не волновали придворные дрязги.

— Я шла по разным тропинкам, и на каждой из тропинок рядом с Эннией был другой мужчина. И каждый раз принцесса побеждала.

— Я передам это Двуцвету. А Ожерелье?

— На каждой из тропинок я видела камень, о который мы можем споткнуться.

— Что за препятствие?

— Человек.

— Ты видела его лицо?

— Нет. Тлолкалойо произнес его имя. Но оно такое маленькое, такое легкое, что выскальзывает из памяти… Я его ловлю, а оно уворачивается… уворачивается…

Женщина уронила голову на грудь. Алмаз встряхнул ее за плечи:

— Назови это имя!

— Не помню… Банц… Бонц… Бенц…

Закон гласит, что матрос или леташ, завербовавшись в команду, в течение года не может разорвать договор. Только сам капитан, если пожелает, его уволит.

Так что клятва, принесенная в разгромленной таверне, на целый год привязала семерых небоходов к Дику Бенцу, свалившемуся на их головы невесть откуда и невесть зачем.

Но они больше из-за этого не огорчались, хотя сразу поняли, что выплата жалованья далека от них, как Порт-о-Ранго от Виктии. Бенц поведал им безо всякого смущения, что он был вынужден испариться прямо с праздника, устроенного в академии по поводу вручения небоходам капитанских дипломов. На Дике был его лучший наряд — вот этот самый, с серебром. Ну, и пришлось птичкой лететь из Иллии, унося в клюве диплом.

— А здесь, в Порт-о-Ранго, — объяснял этот мальчишка с капитанским шнуром, — мне встретилась милая, добрая девушка, которая взяла на себя труд привести мою одежду в порядок. Постирала, погладила, шляпу отчистила. Правда, совсем не заметно, что я в этом наряде ночевал на сеновалах и в кустах от Белле-Флори и досюда?

Команда уже не злилась. Люди обрадовались хотя бы такому нелепому поводу остаться вместе. К тому же леташи начали привыкать к своему юному капитану, к жизнерадостности, которая так и сияла в нем.

Дик Бенц был твердо уверен в том, что непременно раздобудет корабль, и эта уверенность понемногу передалась команде. Старый погонщик негромко сказал своим «детям»:

— Как говаривал философ Гуиндред, прозванный Сварливым Отшельником, безумцев боги с золотой ложки кормят…

Новый капитан, как тут же выяснилось, обладал прекрасным слухом, потому что весело отозвался:

— И тот же Сварливый Отшельник как-то сказал: «Ум без крупицы безумия — что каша без соли».

Отец уважительно приподнял бровь и оставил при себе соображение о том, что же такое «крупица безумия» и какими бочками ее следует измерять в капитанском рассудке…

Вновь сколоченная команда решила не расставаться и снять жилье на всех, благо ни у кого из них не было в Порт-о-Ранго крыши над головой. Спросили капитана: желает ли он присоединиться к команде — или его примет под свой кров упомянутая им милая и добрая девушка? На это Дик Бенц со вздохом ответил, что милая и добрая девушка — швея, которая делит комнату с двумя подругами. Конечно, можно бы убедить всех троих пустить постояльца, но бедняжкам и без того тесно…

А потому небоходы разыскали заброшенный сарай (родовое владение некоего кабатчика) и сняли его на несколько дней, внеся в качестве залога остатки «сказочных» денег, которые Отец во время драки ухитрился спасти вместе со шляпой.

Все дружно решили попытаться раздобыть деньжат. Оставив юнгу Олуха прибирать сарай, незадачливые небоходы разошлись в разные концы Порт-о-Ранго.

К вечеру они возвратились — почти одновременно, словно сговорились, не было только капитана. Юнга ждал их у входа, сияя улыбкой хорошо поработавшего человека. И в самом деле, пол в сарае был чисто подметен, паутина исчезла, угол был завешен старой длинной занавеской, за которую, как выяснилось, супруга кабатчика пообещала вечером взять с постояльцев еще полушку. А еще она посулила добыть на время соломенные матрасы — по грошу за каждый.

— Это для Литы и Мары, — кивнул юнга на занавеску. — Спать за нею.

— Отлично! — ответил погонщик, усаживаясь прямо на пол. — Заплатим, заплатим. Не ахти какие деньги добыли, но на матрасы наскребем. И ужин принесли. Мара, дочка, развязывай узелок… а ну, леташи, хвастаемся: кому как повезло?

Мара развязала принесенный с собою узелок, расстелила его, как скатерть. И на скатерти этой оказались несколько румяных лепешек, полдесятка вареных яиц, пучок зеленого лука и полкруга кровяной джермийской колбасы.

— Мы с Марой пошли в «Охапку дров», — пояснил Отец. — Я рассказывал байки про капитана Гайджа, Мара пела «Рыбачью деревню» и «Парня с навахой». Гости бросали в шляпу одни полушки, на полделера не наберется, — что с них взять, не леташи там гуляли, сплошь моряцкие морды. Зато они под наши песни да сказки так лихо пиво заказывали, что хозяин умилился и доплатил едой.

Мара, улыбаясь, резала колбасу.

Над ее плечом протянулась ручища боцмана, бросила на «скатерть» два больших румяных яблока.

— Это нашим красоткам, — прогудел Хаанс. — Мы с Райсулом в порту мешки таскали, по делеру на морду получили.

Все уселись вокруг угощения. Юнга замешкался, но халфатиец хлопнул его по плечу: давай, мол, присоединяйся!

— Я ничего не принес, — сообщил илв. — Отовсюду гоняли, даже разговаривать не хотели. Но к вечеру я договорился со столяром. Я показал ему, что умею делать с деревом, и он сказал, чтоб я с утра приходил. Обещал полделера в день.

— Полделера?! — взвилась Мара. — Ты ему показал, какой ты мастер, а он — полделера? Аж десять грошей? Ух ты, какая щедрая сволочь!

— Илвам много не платят, — развел руками Филин.

— Завтра я пойду к нему с тобой, — мстительно заявила Мара. — Спрошу этого урода, сколько его конкуренты заплатят поденщику-подручному, у которого руки не то что золотые, а прямо-таки бриллиантовые! Полделера, ха! Пусть этот жмот на полделера себе особняк построит, а на сдачу карету купит!

— Сходи, дочка, сходи, — поддержал ее погонщик. — Может, делер в день и вытрясешь. А нет, так пусть этот столяр хотя бы знает, что наш Филин в городе не одиночка, есть кому за него заступиться. А то вдруг столяр решит: мол, чужак поработает пока, а платить ему не обязательно…