Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!

С лица пастушки исчезла улыбка, но Мара тут же взяла себя в руки и дала сдачи:

— Ну, если нет настоящих мужиков, так хоть в такого, в бумажного, влюбиться!..

Началась веселая перепалка, но капитан почти не слушал ее. Слова погонщика напомнили о тайном визите в Порт-о-Ранго. Долг он вернул, но важнее была встреча с Кэти. Им пришлось тогда удирать он заметивших Дика людей эдона Манвела. Потом он катал свою умницу на маленьком ялике… ах, какая чудесная была ночь! А наутро Дик покинул город нагло, открыто, на глазах у прислужников своего врага. Он рисковал, зато теперь никто не станет искать его у Кэти, девушка в безопасности…

Бенц отогнал воспоминания и обнаружил, что взгляд его устремлен на железную печурку, на почти потухшие угли.

— Осторожнее с огнем, леташи. Гасите свечу — и спать, кроме вахтенного. Чья вахта?

— Моя, — лениво откликнулся боцман.

Легко нести вахту в зимнем порту. Опасность? Во имя Младших богов, ну, какая опасность грозит судну в гавани городишки Фейхштада? Джермийский городок, закрытый от северных бурь Хэдданскими горами, из года в год предоставляет место в гавани зимующим летучим кораблям. За хорошие деньги предоставляет, между прочим. А потому дорожит Фейхштад своей репутацией, следит за порядком на улицах, надежно охраняет Зимнюю гавань, гордится усердием и неподкупностью стражников. Еще бы им не быть неподкупными! Польстишься на взятку — потеряешь хорошее, хлебное место…

Но все же боцман знает, что вахтенному нельзя хлопать ушами. Эдон Манвел злопамятен, а его люди могли уже узнать, где зимует «Миранда». Конечно, здесь, в Джермии, руки у него коротки, но все же, все же…

— А где Лита? — встревожился капитан. — Темно уже, а она еще не вернулась…

— И не вернется, — успокоила его Мара. — Паучок предупредила: если праздник затянется, она там же и заночует, у лавочницы…

Предлагала ведь Грета заночевать у нее! На темное окно показывала: мол, куда тебе, Лита, идти, ночь на дворе! И надо было остаться. Да только видела Лита, какими взглядами осыпал хозяюшку-именинницу ее сосед, бочар Михель. На гостей косо посматривал: мол, уберетесь наконец? А когда гости разошлись, а Грета принялась уговаривать Литу остаться, — огорчился, сник. Лита поняла, что мешает вдовушке уладить судьбу. Вот уйдет бочар, обидится — ждать потом Грете другого случая. И так за столом посмеивались: мол, Михель вокруг соседкиного дома бродит, а в калитку никак не войдет.

А потому Лита отказалась остаться. И ушла, провожаемая благодарными взглядами Греты и Михеля.

Но сейчас она жалела о своем добром поступке.

Уходила — не боялась. Хоть и пришлось идти через уснувший городок, но велик ли Фейхштад? С улицы на улицу перекликается ночная стража. Чего опасаться припозднившейся девушке?

А вот страшно! Луна завесила зыбкими покрывалами дома, сделала улицы незнакомыми. Окна закрыты ставнями, словно и смотреть на Литу не хотят. Двери заперты до утра. А сердце чувствует недоброе и стучит-стучит-стучит… Девушка не из робких, но сейчас ее охватило ожидание беды.

И Лита не удивилась, когда навстречу ей в поток лунного света шагнули двое мужчин. Один незнакомый, но второй…

Сеорета диль Фьорро всегда и везде узнает волчьи черты Зиберто диль Каракелли!

Молча бросилась девушка в соседний переулок. Она была легкой на ногу, в первые минуты оторвалась от преследователей.

Но где же стража? Не слышны протяжные крики: «Все споко-о-ойно…»

Лита бежит. Тянутся палисадники, заборчики… Но вот дверь, которая выходит прямо на улицу, без всяких цветников за оградой.

Бросилась девушка на крыльцо, забарабанила в дверь:

— Откройте, за мной гонятся! Во имя всех богов, спасите, добрые люди!

Замерла, прислушалась. Мелькнул ли огонь в щелях меж ставнями? Стукнуло ли что-то по ту сторону двери?

Лита догадалась: хозяева не спят, слышат ее мольбы.

И еще поняла: не откроют. Боятся.

А погоня уже тут как тут. Сеор Зиберто ухмыляется во всю волчью пасть. Без слов схватил девушку за руку: попалась, пташка?

Да только Лита уже не была той тихой барышней, что прогуливалась когда-то с сеором Зиберто по саду в Белле-Флори. Не учтивая сеорета — леташ по прозвищу Паучок! И видала драки, и самой приходилось драться. Научили кое-чему побратимы-леташи!

Хоть она и ростом ниже сеора Зиберто, но стоит на крыльце, как раз вровень с врагом. Зашипела дикой кошкой — и ударила ему головой в лицо, в переносицу!

Вскрикнул проклятый Каракелли, выпустил добычу, вскинул руки к залитому кровью лицу. А Лита — прыг с крыльца! Увернулась от рук второго врага — и бежать, подобрав юбку!

Но где же ночная стража?

Знала Лита: не добежит до гавани. Не сможет всю дорогу мчаться так же проворно, как сейчас.

А по обе стороны улицы, как нарочно, протянулись высокие, глухие заборы…

Высокие-то высокие, да прочными не выглядят!

Лита остановилась. Просунула пальцы в щель меж досками, рванула изо всех сил…

Хрустнуло, подалось ветхое дерево.

Лита протиснулась в щель, оставив на обломках оборку юбки.

Беглянка очутилась в саду — запущенном, заросшем, ветви деревьев согнулись под тяжестью снежных шапок. Из сада, как остров из моря, вырастал угол старинного особняка — с колоннами, со статуями у парадного входа.

Ставни были закрыты, дом молчал. И показался он Лите не спящим, а мертвым, нежилым.

Разглядывать особняк было некогда. Лита бросилась к нему сквозь засыпанные снегом кусты — не к парадному крыльцу, а к той стене, что ближе. Девушка не на черный ход надеялась, а на какие-нибудь сарайчики-курятники, где можно спрятаться. (Лита в панике не подумала про след, который она оставляет на снегу.)

Позади Каракелли и его подручный с проклятьями ломали забор.

Заброшенный сад принял, укрыл беглянку и вывел к задней стене дома. Но ни сарайчика, ни другой постройки Лита не увидела.

Позади трещали сучья. А в доме никто не встревожился, не вышли слуги с фонарями, не выглянул сам хозяин — поглядеть, кто разбойничает в его владениях. Глухо, безответно молчал дом… Лита кинулась к двери черного хода, прижалась к ней в отчаянной, нелепой надежде: вдруг темный полушубок не заметят на фоне темной двери?

А дверь под лопатками подалась, тихо скрипнула… Не заперто?!

Как рыбка в струю, скользнула Лита в черноту коридора, притворила дверь.

Темно, ох, как темно!.. Девушка осторожно двинулась вперед, ведя рукой по стене. Споткнулась обо что-то, едва сдержала крик боли, слыша, как позади, за незапертой дверью, переговариваются Каракелли и его подручный. Мысленно выругала себя: надо было задержаться, пошарить по двери — может, нащупала бы засов?