Александр Громов - Русский аркан

— Но позвольте! — От удивления граф отклонился от темы. — Неужели вы хотите сказать, что харакири — выдумка?

— Ничуть. Иногда доходит и до крайностей. Но чаще всего намерение совершить харакири — не более чем угроза. Ритуальное и «благородное» самоубийство вассала может выставить его господина в невыгодном свете. Возьмите любого самурая — каждый из них хоть раз прошел через это, а кто на должностях — те и по нескольку раз. Само собой, они знают, на что идут — ведь их господин может не только не остановить вассала, но и прямо приказать ему совершить самоубийство. Но в японской жизни без этого никак. Риск. Впрочем, сейчас такое варварство случается уже редко, но еще несколько лет назад…

— Но ведь самурайского сословия больше не существует, — не очень учтиво перебил Лопухин.

— Существует. Отменены самурайские привилегии — это верно, но сословие осталось. Вот эти всадники-гвардейцы — кто они? Все до одного самураи, причем из хороших семей. Верность их вне сомнений. Право, вы зря сомневаетесь в них. Они защитят цесаревича от покушения гораздо лучше любых других стражей. Дадут изрезать себя на кусочки, а долг исполнят. Изменить или струсить для них означает покрыть позором не только себя, но и поколений двадцать славных предков. А кроме гвардейцев, цесаревича будет охранять полиция. Прибудем в миссию — убедитесь сами. Надежнее охраны не бывает.

— Признаюсь, я не менее его императорского высочества удивлен тем, что резиденцией ему послужит русская миссия, а не какое-нибудь строение во дворце императора, — проговорил Лопухин.

— Еще одна местная специфика. Он же гайдзин, хотя и цесаревич. А микадо — живой бог, по мнению японцев. Тем более ему приходится считаться с этим мнением. Ему охотно поклоняются, но плохо повинуются. Его Японское Величество, впрочем, и не особенно настаивает. Он может каждый день выпивать по ведру саке, может не вникать в государственные дела — с точки зрения министров, это только к лучшему, — может приглашать во дворец женщин известного поведения — все это в порядке вещей, на это закроют глаза. Совсем иное дело — стереть колоссальную разницу между божественным микадо и наследником монарха варварской страны. Населения не поймет-с! А министры просто не допустят.

— Гм… — ответил на это граф, и Корф с любопытством взглянул на него:

— Должен ли я понимать ваш скепсис в том смысле, что на цесаревича, по вашему мнению, возможно покушение здесь, в Японии? — прямо спросил он.

— А вы в это не верите?

— Нет, отчего же… Какой-нибудь полоумный бродяга из самураев, оставшихся не у дел, вполне способен на такое злодейство. Но приблизиться к цесаревичу ему не позволят, за это я ручаюсь головой. Что до служилого люда, то с этой стороны опасность совершенно исключается. Убить иностранного принца, гостя микадо, означает не более и не менее как опозорить японского императора и всю страну заодно! Кто решится на такой шаг? Нет-нет, об этом вы и думать забудьте! Цесаревич в полной безопасности.

— Со стороны японцев — может быть, — проговорил граф. — А со стороны неяпонцев?

Откинувшись на мягкую спинку сиденья, Корф несколько секунд размышлял.

— Вам что-то известно? — осведомился он.

— Не исключено.

Пауза. Молчание. Стук копыт, скрип рессор. Мелькание телеграфных столбов.

— Понимаю… Ну что ж, если найдете возможным ввести меня в курс дела — я весь к вашим услугам. Нужны ли толковые люди вам в помощь?

— Возможно.

— Я сведу вас с Иманиши Сюсаку — это полицейский чин, который отвечает за охрану цесаревича в Токио. И, пожалуй, прикомандирую к вам моего чиновника Побратимко, он светлая голова и знаток страны. Годится?

— На месте будет видно. Благодарю вас.

— Не за что. Всегда рад помочь.

«Неглуп и без подобострастия к Третьему отделению», — подумал о посланнике Лопухин. Ему нравились такие люди. Не нравилось другое: до сих пор не было никаких внятных мыслей по поводу заговора. Кто участники? Когда начнут действовать? И что предпринять в ситуации незнания — спокойно и терпеливо дожидаться первого хода противника?

Как бы он не стал последним…

Ехать, однако, надо было. Лично проверить. При малейших сомнениях в надежности охраны — немедленно телеграфировать Розену, чтобы прислал караул из морпехов, и пускай японцы хоть пеной изойдут, безопасность цесаревича дороже.

Еропка тоже ворчал, не желая оставаться, но для него, а также для несгораемого шкапа, не нашлось экипажа. «Переночуешь на корвете, — было ему сказано, — а завтра доставишь в миссию все вещи».

Справится…

Нилу не было сказано и этого, хотя граф видел, какими глазами смотрит мальчишка, как он ждет… Нет уж. Юнге место на судне. Любимчиков не будет. Тем паче, что сейчас чем дальше от некоего графа, тем, пожалуй, безопаснее…

Рисовые поля вдоль обочин кончились, показался еще один населенный пункт — то ли городок, то ли большая деревня. Однако поменьше Иокогамы.

— Кавасаки, — указал на домишки Корф. — Скоро покажется и Токио. Неудобно все-таки: столица — приморский город, а судам приходится приставать в Иокогаме. Ждем не дождемся, когда японцы проложат железную дорогу. А вон глядите, какая бамбуковая рощица. Ну не прелесть ли? Совершенно акварельные тона.

— Почему же суда не пристают в Токио? — спросил Лопухин, не боясь выставиться незнанием.

— Там только малые суденышки пристают. Мелко. Речные наносы. Лодки и катера — те прямо в реку заходят.

— Ясно. Баркентина сможет пройти и отшвартоваться?

— Простите?..

— Баркентина «Святая Екатерина». Судно не из крупных. Осадка футов двенадцать, я думаю.

— Выясню. Собственно, не исключено. Но придется взять японского лоцмана. А в чем дело?

Лопухин усмехнулся.

— В дирижабле. Вас разве не ввели в курс дела? Хотим удивить микадо и переплюнуть англичан. Свободный полет — это вам не банальная железная дорога. Поднимем аппарат на окраине Токио, пролетим над японской столицей и разрешения ни у кого не спросим. Пусть дивятся!

— Я в курсе дела, — с достоинством ответил Корф. — Что ж, по моему мнению, может выйти польза. Насколько я понимаю, вы хотите доставить дирижабль из Иокогамы прямо в Токио? Но разве он не сумеет покрыть это расстояние по воздуху?

— Не знаю, — отрезал Лопухин. — В делах воздухоплавания у нас главный специалист лейтенант Гжатский, он за все отвечает. И если он просил меня как-нибудь доставить дирижабль в Токио, то ему, думаю, видней. Он ведь и полетит.

— А вы?

— В качестве балласта? Благодарю покорно! Мне и на земле хватит дел.

— Понимаю, — кивнул Корф столь естественно, что у самого подозрительного человека не возникло бы и тени сомнения: нет-нет, посланник не считает собеседника трусом. — Но… простите мое любопытство… его императорское высочество цесаревич Михаил Константинович не выражал ли желания подняться в воздух?