Юрий Никитин - Труба Иерихона

Ляхич сказал раздражённо:

Что вы несёте? По-вашему, в нас стреляли охотники?

Сержант кивнул:

Сэр, я боюсь, что именно так. Местные охотники на зверя. К тому же их там не отряд, а намного... намного меньше. Охотники не ходят отрядами.

Ляхич повернулся, смотрел в сторону леса. Джип сиротливо темнел на опушке, в сторонке залёг, выставив пулемёт, один из коммандос. Остальных видно не было.

Простая пуля охотника, проговорил сержант горько. Правда, из хорошего охотничьего ружья.

Ляхич зло сжал челюсти, боль тут же кольнула в виски.

Ещё бы! Охотник скорее останется без штанов, но ружьё старается приобрести помощнее.

От этого зависит их корм.

Мальчишки!

Подошел Джозеф, услышал, возразил почтительно:

Сэр, осмелюсь заметить, но это вряд ли... Мы все знаем, что мальчишки уже на нашей стороне. Их прикормили сникерсами, боевиками, порнухой, рассказами о свободе секса... Нет, это кто-то из стариков. Кто-то из вымирающего племени коммунистов!

Сержант прорычал люто:

Ну со стариками-то наша армия справится!

Он зло захохотал, молодой и здоровый, похожий на гориллу в бронежилете.

Бронетранспортёр вернулся через полчаса. Десантники молча выпрыгивали из машины, почти все тут же отправились к вертолёту. Сержант Лоранс, который командовал поиском террориста, хмуро кивнул Ляхичу на джип:

Мы привезли труп террориста. Вы будете смеяться... но в лесу прятался всего один!

Ляхич отшатнулся:

Один?.. Всего один неграмотный дикарь сумел убить двоих и ранить четверых? Не смешите!

Лоранс буркнул:

Сэр, вам станет ещё веселее, когда вы увидите труп этого террориста.

В голосе его звучал неприкрытый сарказм. Ляхич, чувствуя недоброе, заспешил к джипу. На заднем сиденье лежал простреленный в грудь и живот парнишка лет четырнадцати. Раны от пуль крупнокалиберного пулемета разворотили грудь, а из живота всё ещё с шипением выходил воздух. Парнишка был мёртв, однако Ляхича поразило сосредоточенное и упрямое выражение на почти детском лице. Мальчишка умер, стреляя, это было видно по его плотно сжатым губам, по вздутым желвакам, по суровой складке на лбу. Возможно, он уже был серьезно ранен, но продолжал стрелять, преодолевая боль.

Вы всё проверили?

Сержант услышал, козырнул:

Сэр, я был не последним следопытом в группе «Дельта». Но здесь следы никто не прятал, ясно даже слепому. Он там затаился один. И все пули выпустил он! Если их собрать, то ясно будет и без экспертизы.

Ляхич нагнулся, поднял из джипа залитый кровью охотничий карабин. Мощный, дальнобойный, с оптическим прицелом, но всё-таки пули не боевые, рассчитанные разве что на толстую шкуру медведя или лося, но не бронежилет. Мальчишка это знал, стрелял только в головы, не защищённые касками. Насколько же меткий стрелок мог бы вырасти из этого... этого...

Ляхич с отвращением швырнул карабин под колёса бронетранспортёра.

Армейский грузовик доставил гуманитарную помощь в посёлок. Акция была подпорчена тем, что пришлось привезти и труп убитого. Ковалеф, спасая положение, велел в село, откуда террорист, отвезти всё, что предполагалось распределить по трём ближайшим населённым пунктам. Жители, увидев такое богатство, забудут про ублюдка-односельчанина.

К тому же, сказал он с презрением, русские самый неродственный народ на свете! Это чечены за своего пойдут мстить, а русские... Им всегда наплевать на своих. Так что дайте на мешок сахару больше в семью убитого, там вам сами станут предлагать прирезать ещё кого-нибудь из своей родни!

Ого, это бизнесмены! заметил Ляхич.

Да нет, это мы такое бы из соображений бизнеса... А русские... гм... даже не знаю, что у них за гадость в крови. Так что дуй в село смело. Сперва разгрузи все добро прямо на площади, увидишь, как будут расхватывать, передерутся, а потом хлопнешь себя по лбу...

Зачем?

Да вроде бы только вспомнил, дубина. Расскажешь, что вот, мол, так получилось. Парень принял слишком большую дозу героина... наши медики это обеспечат, не волнуйся, сорвался, обезумел. Пришлось принять меры по самозащите.

Ляхич спросил осторожно:

А говорить им, что он двоих наших положил насмерть?

Ковалеф запнулся, словно спринтер в вольном беге, нервно пожевал губами:

Какие ты неудобные вопросы задаёшь! Никакого уважения к старшему по званию. Не зря всё ещё майор. Мог бы решение взять на себя...

Ещё бы, подумал Ляхич. И отвечай в любом случае сам. Нет уж, лучше оставаться майором, чем потерять и эти погоны.

Ковалеф сказал раздраженно:

Если скажем о потерях, то убийство преступника будет более оправдано! Но с другой стороны, не хочу выказывать нашу слабость. Наша пропаганда миллиарды и миллиарды долларов тратит на то, чтобы образ непобедимого и несокрушимого американского солдата тиражировался по всему миру, отпечатался в слабых мозгах подростков! И что же, нам подрывать такую работу? Пусть наших коммандос ассоциируют с теми суперменами, не знающими поражений, которых они видят в голливудовских фильмах!

Ляхич прищелкнул каблуками:

Будет сделано! Но если со стороны русских будет выказано возмущение...

А нам их возмущение, ответил Ковалеф, как говорят сами же русские, до лампадки. Мы лампадок не ставим. Но вы не дёргайтесь, они о своём убитом и не вспомнят. Они вообще друг друга ненавидят... Беспричинно. Достоевщина!

Тяжело нагруженный грузовик вкатил в село. На вытоптанном месте, которое Ляхич определил как место для собраний, сгрудилось с десяток неопрятных баб, судачили. Он издали услышал визгливые вопли, даже мат.

Перед машиной не то что расступились, а даже разбежались, как вспугнутые куры. Ляхич улыбался как можно шире, кланялся, разводил руками, изображая искренние чувства.

Грузовик остановился, солдаты тут же начали вытаскивать мешки с сахаром, огромные картонные коробки сникерсов, брикеты с бройлерными цыплятами. Джозеф громко обратился к угрюмой толпе:

Это все вам!.. Гуманитарная помощь!.. Разбирайте!

Ляхич крикнул с машины:

Они не верят. Объясни, что это все бесплатно.

Халява, сказал Джозеф. Халява, сэр... Тьфу! Это все вам бесплатно и безвозве... бездвоздмезд... словом, берите всё, отчитываться не надо. Мы сюда пришли защитить вас от вторжения китайцев, но не можем же видеть, что вы тут голодаете!

Солдаты быстро и слаженно вытаскивали груз. Гора ящиков и мешков росла, но русские тупо смотрели на баснословные подарки, слишком яркие, красочные, праздничные, чтобы поверить в своё счастье. Одна сверкающая плёнка, которой упаковано печенье, кстати с давно просроченным сроком годности, наверняка кажется им чем-то волшебным, а уж что внутри этих ящиков, боятся и поверить...

Ляхич выбрал момент, когда ящиков в грузовике осталось мало, но ещё продолжали появляться из недр перед глазами изумленного народа, сказал громко: