Юрий Никитин - Труба Иерихона

Он вздрогнул от её удивленно щебечущего голоса:

Почему свернули?.. Эта дорога прямее.

Боевики молчали. Дмитрий ответил после паузы:

Мы не едем в город.

А куда?

И снова Дмитрий ответил после паузы, борясь с собой:

У нас тоже есть лагерь.

Лагерь?

Не такой большой, как у вас... археологов, но есть.

Он чувствовал за спиной настороженное молчание, затем её голос снизился до трагического шепота:

Это связано... как-то связано с твоей работой?.. Настоящей работой?

Дмитрий видел в зеркальце заднего обзора, как переглянулись Иван и Ал-Мас. Глаза Виолетты были широко раскрыты. На щечках проступил румянец, а загар так и не сумел сильно затемнить её нежные щеки.

В самую точку, ответил Дмитрий мрачно. В самую точку.

Каменная гряда медленно поворачивала на север. Автомобиль съехал с дороги, Ас-Зайдин вел медленнее, их покачивало на ухабах и рытвинах. Стена выросла и заслонила небо.

У самого подножия белели две выгоревшие палатки. Навстречу машине побежал худой парнишка в бурнусе, весь в белом, похожий на средневекового ангела. Он был без оружия, всё выглядело мирным, как и стена казалась монолитной, хотя именно в её толще находились склады с оружием, радиоаппаратура, взрывчатка, даже обмундирование и фальшивые документы.

Мир вам! закричал юноша. Его узкое смуглое лицо расплылось в улыбке так, что стал похож на монгола. О, нас посетила пери...

Он умолк в растерянности. Хотя он играл восторженного поэта, но это был сам Хаджи, умелый и беспощадный боец, фанатично преданный делу возрождения старых традиций ислама, именно тот, о ком было сказано: «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы...» Он как чувствовал, что с возрастом ему придется остепениться, как и старшим братьям, вести дела своей фирмы, вовремя жениться на указанной родителями невесте и жить дальше остаток жизни в простейших радостях, радостях раба: обильной еде, среди послушных женщин, в развлечениях, услаждениях и бесконечном бездумном ничегонеделании... Возможно, в самом деле чувствовал, потому лез в самую гущу схваток, сражался, как молодой лев, но все никак не удавалось отдать жизнь за святое дело.

Виолетта легко выпрыгнула из машины. Ещё двое крепких мужчин появились из палатки. При взгляде на них не скажешь, что они избрали жизненный путь, полный наслаждений плоти: оба сухие, жилистые, прокалённые солнцем и горячими ветрами. Оба уставились на Виолетту пристально, испытующе.

К ним подошел Ал-Мас, его выслушали, не сводя с юной американки взглядов, исчезли. Вскоре посреди площадки вспыхнул костёр. Вообще-то еду давно готовили в палатках, современная технология позволяет перевозить целую кухню в уголке багажника легкового автомобиля, но когда взметнулось оранжевое пламя, Виолетта счастливо захлопала в ладоши:

Как здорово!.. Давно не видела такого ритуала!

В самом деле нравится?

Ещё бы! Будем плясать вокруг огня?

Ну... может быть.

Она засмеялась:

А это не смутит их чувства?.. Все-таки дети Востока не такие сдержанные...

Он не сразу врубился, что она не представляет танцы вокруг костра иначе как голыми. Хотя понятно, с её великолепной фигурой, чувственной и одновременно спортивной, это в самом деле зрелище...

Что меня к ней так тянет, спросил он себя яростно и в то же время беспомощно. Ведь это же просто тоска по простому миру... Подспудный страх перед сложностями. Ведь она же не только любви не знает, у них даже секс упрощён!

Он кое-что вспомнил, в щеки бросилась краска стыда, однако волна горячей крови пошла изнутри. Он с удивлением ощутил, как при одном только воспоминании о её тёплом и таком податливом теле в брюках потяжелело, набухло. Его тело вовсе не возражает против упрощённого секса. Совсем напротив, совсем напротив!

Она тихо засмеялась:

Ты бы видел своё лицо...

Он встрепенулся:

А что на нём?

Бедненький, пожалела она. Как ты можешь быть в таких... спецвойсках? Ты же весь как на ладони! У тебя крупными буквами написано, что ты меня хочешь, что ты бы меня сейчас раздел, поставил, повернул, попользовал, развернул ещё как-то... не поняла, дай всмотрюсь получше...

Дмитрий перехватил её руки:

Эй-эй! Ты слишком хорошо нас понимаешь.

Еще бы. Её смех был тихий, затаённый, полный древнего понимания сути мужчин, этих вечных самцов и только самцов. Я всё понимаю... Пойдём в палатку. Я сделаю всё, что ты хочешь.

Он в смущении оглянулся на боевиков. Все занимались делами, на них никто не смотрел, но Дмитрий представил, как они будут возиться в палатке, сопеть и вздыхать, а по тонкому полотнищу будут скользить тени молодых мужчин, что будут ходить мимо, слышать, чувствовать...

Нельзя, сказал он с усилием, неудобно.

Она засмеялась, ухватила его за руку:

Ты что? Ну совсем дикий!.. Как будто они не понимают!

Да, понимают, хотел он сказать. Но не о всех вещах, которые делаем, принято говорить вслух. О чём-то и умалчивается. Правда, это же скованность традициями, а юсовцы молодцы, они наплевали на традиции, что пришли из викторианской Англии, из эпохи парусных кораблей и пышных жабо. Сейчас жабо не носят, не нужны и эти жабо-манеры...

Все эти мысли суматошно и смятенно носились, сшибались, сталкивались в голове, а за это время он, оказывается, дал себя втащить в палатку, раздеть. Виолетта повалила его на пол, прижала плечи:

Сдаёшься?

Под толстым покрывалом, что заменяло ложе, сминался и принимал нужную форму горячий песок, мягкий и шуршащий. Дмитрий лежал навзничь, снизу шло сухое тепло, а сверху нависало девичье тело, гибкое и женственное, с мягкими валиками жирка в нужных местах и в то же время четко видными рёбрышками на боках.

Это ещё посмотрим, ответил он с усилием.

Тогда сразимся! сказала она весело. Но я тебя побью!

Её тело рухнуло, прижав его к горячему песку сильнее.

По ту сторону палатки слышались шаги, приближался и удалялся в другую сторону разговор, а если кто-то проходил с солнечной стороны, то по освещённой стене проходила угловая гротескная тень.

Да чёрт с ними, мелькнула раздражённая мысль. Почему, в самом деле, надо соблюдать эти смешные табу? Почему он должен стыдиться того, что лежит с обнажённой женщиной? Наоборот, пусть завидуют. В Виолетте словно бы воплотились все женщины мира: красивая, чувственная, ласковая, не требующая ничего взамен, готовая развлекать его, чесать и гладить, выполнять любые сексуальные прихоти... даже жаль, что у него их нет, а всё так по-простому, без выпендрёнов. И хотя сейчас она показывает ему всё, что имелось в секс-арсенале человечества, он всё равно чувствовал, что словно бы обманывает её, притворяясь насытившимся...

А затем, после новой опустошающей тело волны, в черепе забрезжила другая мысль, слабенькая, но другая. Ни фига, пискнула она, здесь не отыщешь нового. Да, мощнее этой страсти нет... наверное, нет, но это уже потолок. Ты уже достиг потолка. Сколько в него ни стучись, ни черта нового не создать, не придумать. Не потому, что человек ещё слишком туп или нечуток это для прыжка по звёздам он ещё слишком туп, а потому, что здесь... ни хрена больше нет. Хоть так её поставь, хоть иначе, а оргазм всё тот же...