Сергей Кротов - Война. Часть 1

— Интересное предложение, — оживляется Киров, всем корпусом поворачиваясь ко мне, — но ты уверен, Алексей, что Ботвинник победит Алехина? Вопрос же не столько финансовый, но в первую голову — идеологический: за шахматной доской сойдутся старая и новая Россия и нам совсем не безразлично кто победит.

— Нет, никаких гарантий я, Сергей Миронович, дать не могу. Соперники достойны друг друга: Ботвинник один из самых молодых и талантливых претендентов, за Алехиным огромный опыт матчей на самом высшем уровне… Мне тоже не безразлично кто победит, но, с другой стороны, мы не обязаны подпевать эмигрантской прессе или комментировать её выпады. Мы можем в наших газетах ограничиваться чисто шахматной стороной дела: разыграли такой-то дебют, Ботвинник применил новинку, Алехин удачно защитился. Никакой политики и идеологии, а зарубежным обывателям, которые не читают по-русски, вообще будет казаться, что двое русских просто разыгрывают между собой шахматную корону.

— Да, с такого угла мы этот вопрос точно не рассматривали, — Киров заразительно хохочет, — попробую поговорить с Кобой. Крыленко, правда, будет возражать, для него «Алехин больше не существует».

— Кхм, у Крыленко в шахматно-шашечной секции «заговор» созрел. Уволить его хотят за прогулы, вот Ботвинник и предлагает мне занять место председателя. Вы не против?

— Быстро у тебя, Алексей, всё делается… Вчера только встретился с гроссмейстером, а сегодня уже план готов по завоеванию шахматной короны, — Киров делает небольшую паузу, — а ты знаешь, я, пожалуй, поддержу тебя… Быстро — не всегда плохо, чувствую, будет из тебя толк и тут.

«Пора, удобный случай».

— Сергей Миронович, а можно задать «нахальный» вопрос?

— Задавай, если не трус, — насмешливо щурится мой собеседник.

— Вот вы возитесь со мной, индивидуальные политзанятия проводите при вашей-то занятости, не просто же так?…

Киров согласно кивает головой.

— … Готовите смену себе?…

Нет ответа.

— … Отсюда вопрос: не кажется ли вам, что вот так передать власть человеку, которого вы выбрали у вас не получится. Допустим даже, что удастся вам перед уходом поставить меня на высокий пост, но мне почему-то кажется, что назавтра мои товарищи простым поднятием рук отправят меня послом в Монголию или директором электростанции… это в лучшем случае.

Крякнув, Сергей Миронович лезет в карман поношенного полувоенного бушлата за коробкой папирос, вытащил «беломорину», ловко одной рукой зажёг спичку и прикурил.

«Балуется всё-таки, хотя обещал бросить… Вряд ли это возможно в компании, где все курят».

— А как ты думал, Алексей, власть она — такая штука: тяжело получить, ещё труднее удержать, — Киров выдыхает дым в сторону, но ветерок всё равно бросает его мне в лицо, — нам, думаешь, было легко? Но уже то неплохо, что понимаешь какие опасности тебя подстерегают на этом пути. Что касается твоего вопроса, то я понимаю такую опасность, потому и подводить тебя к власти начал заблаговременно.

— Понимаю, Сергей Миронович, вы и товарищ Сталин продвигаете меня по лестнице исполнительной власти, но она имеет по новой Конституции подчинённое значение. С другой стороны, партийная власть, хоть она и не отражена в ней фактически остаётся главной, так?

— Пока так. — Киров поднимается с места, — Пойдём пройдемся, зябко что-то сидеть стало, — нельзя так разом скомандовать в государстве: «Направо, ать-два». Ты успел уже прочесть «Краткий курс истории ВКП(б)»?…

— Сразу же ещё в сентябре в «Правде».

— … А обратил внимание чем он заканчивается?…

— Да, необычно так, как в конце фильма: «Конец».

— …Вот! Но значит это не конец книги, а конец истории партии. Она уже выполнила свою историческую роль и должна занять своё место в истории. Точнее, в перспективе партия должна превратиться из инструмента завоевания и удержания власти в клуб мыслителей: экономистов, философов… Должна со временем, Конституция принимается на десятки лет вперёд, а пока ещё послужит для контроля за исполнительной властью и для пропаганды, и для подбора кадров…

«А тут война и послевоенное восстановление, а потом смерть Сталина… так и осталась партия у власти».

Мелкая ледяная крупа с лёгким шуршанием посыпалась с неба.

— Так что, Алексей, создавай себе авторитет в исполнительной власти, подбирай соратников… а мы уж подстрахуем тебя по партийной линии.

В гардеробе Сенатского дворца сталкиваемся с заведующим отдела руководящих партийных органов ЦК Маленковым, успевшим погасить огонь своего ревнивого взгляда сильным прищуром.

— Здравствуйте, товарищи, — его голова без шеи чуть качнулась вперёд в приветствии, — никак снег на дворе?

«Только не это…. на завтра запланирован первый полёт ЛаГа, как я его про себя называю, а в миру — И-289».

Повезло с погодой, с утра выглянуло солнце. В десять часов позвонил Лавочкину на Центральный аэродром и сказал, что буду задерживаться и пусть меня не ждут. А сам уже без четверти двенадцать был у входа в здание аэропорта, тихонько прошёл на смотровую площадку и встал позади группы «болельщиков» из числа работников аэродрома.

«Не хочу вносить своим присутствием дополнительную нервозность и в без того напряжённую предполётную обстановку».

Напрягаю зрение: нашего блестящего на солнце «красавца» облепили механики, в последний раз проверяя каждую мелочь, долговязый ведущий механик с трудом втискивается в кабину и запускает мотор, рыкающие звуки двигателя разносятся по аэродрому.

«Долго он… неужели нашёл что-то в моторе? Выключает его и подходит к невысокому лётчику в кожаной куртке и Лавочкину, стоящему рядом в длинном зимнем пальто с каракулевым воротником… Нет, всё в порядке, лётчик лезет в кабину, снова слышен шум мотора, машет рукой чтобы вынули из под колёс колодки. Самолёт плавно трогается с места и, плавно покачиваясь, катится ко взлётной полосе».

Начинаются обычные при испытании пробежки по земле, чтобы проверить послушность тормозов, колёс и рулей, всё больше смещаясь к дальнему концу аэродрома. Срываюсь с места и со всех ног несусь вниз по лестнице, чтобы до взлёта самолёта встать рядом с моими подчинёнными: подумают ещё, что начальник струхнул. Бегу по асфальтовой дорожке и вижу, как лопасти вращающегося пропеллера сливаются в сплошной серый диск, за машиной поднимается облачко пыли: лётчик даёт полный газ. Между крылатой машиной и землёй появляется узкий просвет, увеличивающийся с каждой секундой, самолёт всё ближе и ближе, наконец он с оглушительным рёвом проносится над нами, круто набирая высоту. Люди как по команде вдруг заговорили все разом, толкаясь и крутя головами в поисках красной винтокрылой машины.