Андрей Валентинов - Крабат

…Европейский Призрак увел чужую жену прямо из-под венца — в пыльный вагон второго класса. О'Хара, шедший за ним след в след, предпочел Площадку признаний. Место мог указать сам старик, отчего бы и нет? Станьте романтиком хотя бы на один вечер, мистер О'Хара! А может, Призрак и не жаждал крови, просто хотел, чтобы рядом с беспокойным янки была она? «Ваш босс торопится, хуже, пытается ускорить ход событий». Вместе бы они справились, шелушили бы луковицу, аккуратно, без лишней спешки, снимая слой за слоем.

О прошлом женщина не жалела. А вот о будущем следовало крепко подумать.

— У вас не слишком здоровый цвет лица, милочка, — бесцеремонно прервала ее размышления кефирная соседка. — Раз уж вы в Швейцарии, то непременно посетите Шлейдек. Увидите, вам сразу полегчает.

Ильза Веспер невольно улыбнулась. «Милочкой» бывать еще не приходилось.

— Я с мужем развожусь. Думаете, поможет?

Горы за окном надвинулись, дохнули прохладой. Скоро будет тоннель, черная нора в чреве Эйгера. А года через три в такую же темную нору-ловушку угодит вся старушка-Европа, припечатанная рухнувшей с небес беззаконной планетой. О Аргентина, красное вино!

…В первый же день большой войны усатенький Адди, мнящий себя новым Призраком, умрет. Старый апаш Жожо отработает долг. Ничего личного, просто business !

Марек Шадов притормозил уже на грунтовке, отъехав от отеля на пару сотен шагов. Времени — навалом, почему бы не поглядеть на парад-алле? Когда еще увидишь Бременских музыкантов?

На Веранде — красные полотнища с Хакен Кройцом в белом круге, свисают чуть ли не до земли. Репродукторы, толпа в черной форме, дюжина фотографов при аппаратах. В самом центре, у балюстрады — фигурный микрофон с набалдашником, фаллический символ. Огромный, без всякого бинокля видно. Возле него пусто, Колченогий еще не пожаловал.

А из репродукторов пенной струей:

Песня местная, швейцарская, исполнение же привозное, по последней моде, в тысячу глоток:

Внизу тоже толпа, но уже в штатском, слушает про «Дуви-ду дуви-дуви-ди». Оцепления нет, но крепкие ребята все же стоят, присматривают. На грунтовке — машины, с дюжину, не меньше. Всем интересно.

Марек подумал и решил остаться — ненадолго, до явления главного проказника, по-старому если — Арлекина. Того, кто учиняет разные неприятности себе же во вред — и тем весьма доволен бывает. Намечалась очередная историческая речь часа на два, но ее можно смело пропустить. Иное интересно. Колченогий пожаловал в «Des Alpes», дабы, на Эйгер взгляд кинув, полюбоваться победоносной «эскадрильей» во всей ее красе. Но у Огра — свои планы. Туман, непроницаемый «ватный колпак», над вершиной, на склонах — серая дымка. А что под нею, поди разбери.

Пилот-испытатель Крабат вспомнил Андреаса и Тони, храбрых ребят над скальным обрывом. Они-то где? Со вчерашнего вечера подзорные трубы ослепли. Геббельсу все равно, ему бы до микрофона-фаллоса добраться.

Марек заглушил двигатель, поднес к глазам перламутровый бинокль.

Черный мячик пролетел без помех. Не задержали нигде, ни в коридоре (пусто!), ни у стеклянных дверей отеля. В гараже, возле самых ворот — трое братьев-близнецов в костюмах с одного прилавка. Но им тоже без разницы, в какие края и за надобностью какой собралась «Антилопа Канна».

…Не коричневая уже — бодрого кофейного колера, хоть в чашку наливай. Надписи («Народный автомобиль — показательный рейс!») исчезли, номера новые, документы к ним тоже. Спасибо Лексу-консультанту!

— А что-нибудь поскромнее нельзя было угнать, Марек? Бросьте ее на первом же перекрестке.

Мистер Мото, он же майор Вансуммерен, он же консультант при отеле и прочее, прочее, встретил бывшего подчиненного возле левой передней дверцы. В зубах — незажженная сигарета, под серым пиджаком — отчетливый контур пистолетной кобуры.

— Расслабляться рано, Марек. Вот пересечете границу… мексиканскую, тогда уж.

И поглядел грустно. Ход с мальчишкой-сорванцом в альпийском кепи оценил, кивнув одобрительно:

— Пусть привыкает!

Пожали друг другу руки. Марек хотел сказать «До встречи!» или даже «До скорой встречи!», но язык отчего-то не повернулся. «Спасибо!» — и все. А очень странный консультант вообще промолчал.

Так и расстались.

Отрезало — прямо между двумя «дуви». Марек без особой охоты вновь поднес к глазам бинокль. Все, что хотел, уже увидел. Хелена при деле, крупный план снимает, черные мундиры, оптику расчехлив и к глазам приспособив, пытаются что-то разглядеть на утонувшем в тумане склоне. Репортеры мечутся, охрана, периметр обозначив, бдит. Бременские музыканты готовы к выходу.

Харальда Пейпера, Черного клоуна, нет. И не надо!

Между тем, тишину прервав, репродукторы угрожающе заскрипели, затем, того пуще, мяукнули перепуганным насмерть котом.

…Пара-а-а-ад-алл-е-е-е!..

Он!

Колченогий вынырнул возле микрофона, словно бес из омута, маленький, темноволосый, узкоплечий. В черном, как и все на Веранде, однако не в форме, в цивильном костюме. Марек даже сумел разглядеть галстук — красно-синий, в полосочку.

…Сегодня на арене… проездом из Берлина… единственный и непов-то-ри-мый!..

Пауль Йозеф Геббельс, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды, осторожно, ласково притронулся к фаллическому символу, словно все еще не веря своему счастью. «Тук-тук-тук!» — ноготком. Прислушавшись к тому, что вышло, осмелел, раздался в плечах, налился тяжелой мужской силой.

Правая рука — вверх!

— Зиг!..

Полагалось добавить «хайль!» — или, как уж получится — дождаться ответного рева. Но — не судилось. Кто-то совсем рядом, слева, где Северный корпус, сделал «пиф-паф!». Но это лишь называется — «пиф-паф!», пули же сказали иное:

— Рдах… Рдах… Рдах!.. [91] «Голос» пуль взят из произведений Алексея Кулакова. Автор искренне благодарит коллегу.

Очередь — три патрона, и все три — в яблочко, чернявое и червивое. Марек, и не такое видевший, все же поморщился. Не слишком аппетитно рейхсминистр раскинул мозгами.