Владимир Поселягин - Горячее лето 42-го

— … лишить воинского звания, и приговорить гражданина Шестакова, Валентина Егоровича, к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно.

— Ну вы и твари, — с усмешкой сообщил я. — Языки не сильно стёрли, вылизывая зад этому МЛАДШЕМУ политруку?

— Конвой, вывести приговорённого! — несколько резко приказал военюрист.

— А вы запомните, ответ всегда бывает, — всё же оставил я за собой последнее слово.

Меня вывели из сарая, и стали вязать руки. Я заметил, что рядом тёрся военюрист, тот вдруг сообщил:

— Против Члена Военного Совета фронта я идти не могу. А тут приказ, дело должно быть громким, мы с ранеными не воюем. Чтобы все это поняли.

— А какая разница кому задницу лизал, язык-то всё равно в дерьме, — спокойно ответил я, а тот резко развернувшись, ушёл.

Мне связали руки, и повели куда-то в сторону, тот особист и будет командовать расстрельной командой. Вон какая рожа довольная. Что интересно, мне пришло сообщение, предлагая новое задание. Пока без согласия не знаю какое. Видимо вернулись к старой схеме. Похоже, опять подстава. Так что я отказался. Сам поработаю, идите к чёрту с подставами и наградами. Сработал я чисто, продал в магазин верёвки, освободив руки, вырубил обоих конвоиров, те и среагировать не успели, купил «Наган» с глушителем, после чего выстрелил в особиста. Тот уже судорожно пытался достать оружие из кобуры, он замыкал процессию и видел, что происходит. Конвоиры, получив по голове, осели, а тот получив две пули в живот, упал. Подойдя, я похлопал его по щекам. Тот в сознании был, скрежетал зубами, и наклонившись к уху, сказал:

— Надеюсь, ты очень болезненно издыхать будешь. Не люблю оставлять долги.

Оставив того валяться на грязной размокшей земле какой-то улицы, неизвестной мне деревни, старясь не повредить босые ноги, я вернулся к ангару. Вырубив часового у входа, тот под навесом стоял, только до сапог капли долетали, аккуратно положив его, чтобы не грохнул ничем, в лужу получилось уложить вверх лицом, и вошёл в ангар. Тут были та же тройка трибунала. На столе ополовиненная бутылка водки, да закусь. Военюрист, что сидел спиной ко мне, заметив, как его напарники замерли, выпучив на меня глаза, тоже обернулся, а я сообщил на немой вопрос присутствующих, поднимая ствол револьвера, увенчанный глушителем:

— Долги настало отдавать.

«Тридцатьчетвёрка», ревя дизелем, покачиваясь шла на тридцати километрах в час по дороге что вела куда-то, откуда-то. Впереди катила её копия, но с китайскими тактическими знаками. Деревню ту я покинул четыре часа назад, но дождь и не думал стихать, даже сейчас лил как из ведра. Передовую я проскочил на скорости, наши и немцы постреляли из пулемётов вслед, больше с испугу, на этом все. Ушёл я тоже не тихо, расстрелял из танковых пушек две германские гаубичные батареи, что попались пока я дорогу искал, и обстреливал тыловые службы, даже детонацию небольшого дивизионного склада боеприпасов случайно вызвал, но сейчас до передовой километров пятнадцать, та медленно удалялась, так что тут тылов фактически нет и катили танки спокойнее. Грязюка страшная, максимальную скорость держу, двигатели греются, сверху через закрытый люк капает, но главное удаляюсь. По плану ищу немецкий аэродром, уничтожаю, не забыв прихватить самолёт себе, надежда на «Шторьх», ну а дальше отдых. Достало всё. Ничего не хочу, свалить и отдохнуть, сил понабраться. Настроение подстать погоде — пасмурное.

По поводу представителей трибунала. Кожа в синий цвет у меня не окрасилась. Да и не убивал я никого. Уроды, но свои уроды. Поэтому отправил каждому по подарочку в ногу. Причём, в колено, пусть всю жизнь помнят. Может я и избавил их от военной службы, а тут сто процентное списание по ранению, однако, если ноги им сохранят, это точно будет напоминанием на всю жизнь. Причём не только им, но и всем, если информация разойдётся. Как те хотели, чтобы все знали, неправомерные действия будут наказаны. Меня за какого-то комбата судили. Вот я и перевернул ситуацию, я осудил их за подлог и сфабрикованное дело. Хотели громкую историю, так получите. С особистом я может и жестковато поступил, но ведь явно я у него не первый, так что за загубленные жизни других парней и кинул ответку. За всех нас. Ну и убежал из амбара. Метров сто пробежал, к выходу из деревни направлялся, у меня на тактической карте её схема была, как сзади раздались хлопки пистолетных выстрелов и поднялась тревога. Кто-то из раненых до оружия дотянулся, и привлёк внимание. Хотя, разоружая их, я отбросил пистолеты и один револьвер подальше, в угол амбара. Ну а дальше добежал до окраины, купил две «тридцатьчетвёрки» шестого уровня, и рванул в сторону передовой. Дальше знаете. Вот такая история. Купив шлемофон, я также приобрёл плащ-палатку, завернувшись в неё, пытался согреться. От моторного отсека тянуло теплом, и слегка отработанными газами, но всё же просохнуть я не успел.

— Нет, переодеваться надо, — решил я, и стал с некоторым трудом снимать с себя всё мокрое и липнувшее к телу, пока танки катили дальше по дороге.

Двигался я больше на ощупь, вокруг ничего не видно, так что вся надежда на тактическую карту. Кстати, впереди мост был, скорее даже мостик через небольшую речушку, мои танки должен выдержать, его охраняли, и там готовились к бою, видимо охрану предупредили о моём появлении. А мост не обойти, мало того, что берега топкие, так река разлилась. Правда в восьми километрах карта отметила брод, не понятно охраняют его или нет, тут поближе подъехать нужно, но главное запасной маршрут, если что, имеется. От немцев станется мост рвануть. Подойдя почти вплотную, танки замерли в ста метрах от моста, те меня не видели, тут видимость метров двадцать, только слышали, а я их видел на тактической карте. Что мне нравилось в прицеливании, я мог связывать карту с прицелами танков, и те наводясь стреляли точно. Мне не надо видеть самому всё, я потому так ночью и работаю результативно. Я успел раздеться, когда синхронно хлопнули восьмидесятипятимиллиметровые пушки, и осколочные снаряды рванули на противоположном берегу, вынеся больше отделения немцев. Те, не видя меня, повылазили, кутаясь в плащи, прислушивались, так что отличные выстрелы были, остальные попрятались, так что стал прицельно выбивать противника, попадая в противоположную стенку окопа, отчего снаряды выносили всех. Долговременных сооружений тут не было, по бревенчатому доту с каждой стороны с пулемётами, и всё. Я их уже расстрелял и теперь добил охрану. Мостик простенький, но охранял его целый взвод с одной автоматической двуствольной зениткой. Убедившись, что даже подранков нет, там где были легли дополнительные снаряды, всё шпигуя осколками, экономить мне, как это делают настоящие танкисты, нужды не было, и покатил дальше. Сначала китаец на тот берег перешёл, мост выдержал, потом мой, расстреляли опоры моста, отчего тот рухнул, и покатили дальше. Особо на этот бой я не обратил внимания, одно из мгновений войны, я тут о другом хотел вслух поразмыслить.