Александр Чернов - Из западни [litres]

К сожалению, я, находясь на правом крыле мостика и напрягая зрение в туман, чтобы различить, нет ли среди рыбачьих судов миноносцев, не имел возможности посмотреть на левую сторону, для чего пришлось бы перебежать на другое крыло. Артиллерийский огонь, согласно инструкции, должен был открываться по приказанию вахтенного начальника, а тот должен был отдать это приказание, только если он хорошо разглядит миноносец, чтобы ошибочно не расстрелять мирного купца, идя по торному пути коммерческих кораблей. Но я миноносцев не усмотрел и потому не приказал стрелять. Не стреляли также «Александр», «Суворов», «Орел» и «Владимир Мономах». Хотя я видел, как на головных кораблях в направлении предполагаемых миноносцев развернули шестидюймовые башни.

Через некоторое время все утихло, но лишние смены прислуги от орудий мы не отпускали, ожидая появления миноносцев. Все были уверены, что «Камчатка» действительно подверглась атаке неприятеля, и если среди офицеров «Сисоя» и нашлись скептики, говорившие, это были свои миноносцы, по дурости подошедшие к эскадре, то были они в явном меньшинстве, как и те, которые предполагали, что кроме рыбаков никого не было.

Остаток ночи прошел беспокойно, но уже без всяких инцидентов. Проходя затем Английским каналом, мы раз становились на якорь догружаться с наших транспортов углем с помощью баркасов и ботов «Кореи». Немного поштормовав в Бискайском заливе, пришли на вид испанских берегов, где встретили отряд английских четырехтрубных броненосных крейсеров типа «Кресси», с которыми обменялись салютами.

Миновав исторический Трафальгарский мыс, флагман склонился к осту, направляясь в Гибралтарский пролив. Вскоре мы вошли в Средиземное море, а когда наш отряд прибыл в Танжер, через несколько часов к общему удивлению подгребла и невредимая «Камчатка». Пришли немецкие угольщики, и началась погрузка угля, борт о борт с транспортами на большой зыби. Погрузка окончилась с маленьким инцидентом для «Сисоя», а именно: одной из 75-миллиметровых пушек проломало фальшборт пароходу, а пушку сильно испортило, ее пришлось заменить потом новой из числа небольшого запаса, который был на наших транспортах.

В кают-компании «Сисоя» продолжались споры: были ли миноносцы или нет ночью в Немецком море, причем число скептиков увеличилось благодаря «воскрешению» «Камчатки», но все же большая часть осталась в уверенности, что миноносцы были. Здесь в Танжере мы узнали, что далее отряд со всеми миноносцами и транспортами, которые должны были прийти из Черного моря к Порт-Саиду, пойдет Суэцким каналом.

Переход Средиземным морем был сделан при идеальной погоде. Адмирал периодически давал «тревоги», мы стреляли по щитам, которые тащили миноносцы, и боевыми снарядами и стволиками. Наш командир во время третьей стрельбы высказал опасение, что так можно разбросать половину боекомплекта, но его успокоил старший офицер, в Танжере узнавший, что снаряды нам довезут с Черного моря к Суэцу. Командир наш это тоже слышал тогда, но находясь… не вполне в здоровом состоянии, не запомнил, наверное. Раз от разу стрелять получалось у наших артиллеристов все лучше. В это время по вечерам и ночью мы три раза учились отбивать групповые минные атаки, а миноносцы в эти атаки ходить. Честно говоря, у них это получалось пока лучше. Наш «Сисой» два раза «учебно-условно» потопили. За что наш командир и кое-кто из артиллеристов получили персональные «фитили».

Придя в Суду, мы начали принимать уголь. На больших броненосцах, кстати, погрузка эта весьма быстро была прекращена, что даже поначалу вызвало у нас некоторое недоумение. Но вскоре пришло известие, что в соответствии с расчетами штаба эти корабли должны вступить в Суэцкий канал, имея в ямах менее трети нормального запаса кардифа. Делалось это из соображений уменьшения их осадки.

После угольного аврала адмирал приказал отпускать матросов в порт. И тут началось такое пьянство команд на берегу, скандалы, драки и прочее, что и представить себе было нельзя. Из ста человек пьяными возвращались по крайней мере девяносто. Число нетчиков из нижних чинов достигало колоссальных цифр – из полутора сотен человек, гуляющих на «Сисое», доходило до восьмидесяти, а на «Мономахе» до ста двадцати. По вечерам, после возвращения команды, посылались по нескольку обходов с офицерами на берег, и в темноте разыскивали пьяных нижних чинов, валяющихся по дорогам, по канавам между Судой и Канеей, по улицам и кабакам Канеи. Между офицерами «Сисоя» пьянства не было; пили, но умеренно и прилично. То же относится и к другим кораблям.

Командующий несколько раз посещал «Сисой» и входил решительно во все мелочи судовой жизни и обучения, причем проявлял всегда редкий здравый смысл и прямо-таки энциклопедические знания. Он касался и технической части, призывая к себе специалистов, расспрашивая о какой-нибудь неисправности механизмов, быстро вникал в суть дела и «очков» себе «втереть» не дозволял. Все сильно подтянулись, зная, что ежеминутно каждого может призвать к себе адмирал для расспросов и разнести.

Разносы он делал часто, но всегда по делу. Так, зайдя во время учения в батарейную палубу, Иессен обратился к артиллерийскому квартирмейстеру с просьбой рассказать ему про оптический прицел на пушке, а когда тот сделать этого не смог, то был призван плутонговый артиллерист и получил разнос за то, что не обучил комендоров прицелу. Затем ему самому было предложено рассказать про этот прицел, и, о ужас, артиллерийский офицер, очевидно, и сам не знал его устройства, начал нести вздор, сел в лужу, будучи сильно изруган адмиралом. Вообще, влетало всем. Мне пару раз попало за беспроволочный телеграф, но все же к чести большинства офицерского состава «Сисоя», если и влетало за промахи, то, во всяком случае, не за такие, как было выше приведено с артиллеристом, действительно мало смыслящим в артиллерии и, по-видимому, к ней особенной любви не питавшим.

Насколько командующий был дееспособен, настолько же был профессионально хорош и его штаб, хоть и немногочисленный по составу, но толково подобранный, за исключением флагманского штурмана полковника Осипова, который всегда был велик на словах и мал на деле. Будучи от природы довольно ограниченным человеком, он воображал о себе и о своих способностях бог знает что такое. Что бы ни случилось, даже не относящееся вовсе до его специальности постоянно, по его словам, оказывалось, что он это предвидел и будто даже предупреждал, но его умным советам не следовали.

Как штурман, по моему мнению, он тоже был не на должной высоте, несмотря на его многолетние плавания. Иногда, когда не было никаких причин к этому, он был не в меру осторожен, выписывая курсами отряда какие-то ломаные линии среди чистого моря, и в то же время уже недалеко от Порт-Саида едва не усадил отряд на банку, на которую мы шли. И если бы не сигнал проходившего мимо нас британского парохода, то мы бы устопорились на банку, почти единственную в том районе моря. Срам мог выйти вселенский.