Елизавета Дворецкая - Пламя северных вод [litres]

Богомысл из Словенска, двоюродный брат Призора, приходил одним из первых. Услышав, что он здесь, Мальфрид сняла с шеи ремешок, на котором уже год висела кремневая стрелка, оправленная в серебро, завернула в платок и через служанку послала Богомыслу: мол, он знает, кому отдать. Тот стрелку взял, но ничего не передал ей в ответ.

Самого Дедича Мальфрид и не ждала. Ей было его жаль: при всем честном народе услышать такие новости о той, на ком собирался жениться, о той, с кем вместе породил Волхово священное дитя! Может, теперь он считает, что она его опозорила. Горько жалеет, что дал сыну такой матери свое родовое имя. Но уж его не снять назад, это не пеленка… И что теперь будет? Сватовства, похоже, можно больше не ждать, думала Мальфрид, качая младшее дитя и глядя, как старшее возится на полу с деревянными лошадками. Как бы его самого из жрецов не попросили. Жрецом ведь не всякий может быть, а только самый лучший человек в роду: умный, красивый собой, без каких-либо уродств и изъянов, даже незначительных, без родимых пятен и веснушек, умеющий красиво говорить… Таким и был Дедич, пока с ней не повстречался. Если теперь на нем появилось пятно бесчестья, это ее вина. Вся его красота, умения, дивная игра на гуслях и пение окажутся замараны позором. Погубив себя, она сгубила и его. Неудивительно, если он ее проклянет… Она останется в Хольмгарде навсегда…

Но и это было бы не бедой – нигде и никогда ей не жилось лучше, чем в Хольмгарде. Знать бы, какая судьба ожидает сам Хольмгард, а с ним и Гарды, всю землю словенскую от Варяжского моря до Ловати.

До Купалий оставались считаные дни. Шла пора самых коротких ночей; в иное время все уже давно спали бы, а сегодня небо оставалось светлым и у Сванхейд в гриднице еще сидели какие-то гости.

Но постепенно все-таки темнело. Мальфрид отдала детей нянькам, чтобы укладывали спать. Она сама и Улеб еще не ложились: ждали Бера, надеясь от него услышать, что толкуют словене об их делах.

Наконец Бер вернулся.

– Там к тебе приплыли какие-то киевские, – сказал он Улебу, когда они вдвоем поднялись ему навстречу. – Двое. Просят к ним выйти.

– Какие двое? – не понял Улеб.

– Леший их знает. Видно, что киевские. Не наши.

– Где они?

– На причале. Баба воду несла, передала. Говорят, дело у них к тебе. Слово молвить хотят.

– Это от Святослава, – сказала Мальфрид. – Зови их сюда.

– Сюда? – Бер недоверчиво поднял брови.

– Я тоже хочу их повидать. Они не сказали, как их зовут?

– Нет.

– Но ведь может быть, что Святослав хочет передать что-то тайно? И ему мало радости – на весь свет наши… дела объявили.

– И еще чуть в морду не дали! Прости! – Бер покаянно склонил голову и потрепал себя по волосам на затылке. – Но я был в безумии берсерка. Теперь знаю, что это такое.

– Я тебя не виню! – Мальфрид обняла его за шею, прижалась щекой к плечу. – Святослав ведь сам сказал, что у меня его дитя…

– Если разговор тайный, то лучше их позвать сюда, – согласился Улеб.

Но так не вышло: отрок, отправленный на причал привести гостей, вернулся один и сказал, что дело у них недолгое и они просят Улеба выйти к ним.

– Вот настырные! – Мальфрид вскочила. – Идемте.

– Тебе-то не ходить лучше, – намекнул Бер.

– Нет, я пойду! Я тоже хочу их увидеть! Нельзя же мне от киян всю жизнь прятаться!

Теперь, когда все самое ужасное, чего она так долго боялась, наконец произошло, Мальфрид удивительно быстро ободрилась. Ну вот, все всё узнали, но земля под ней не разверзлась и громом на месте ее не убило. Ей даже захотелось взглянуть в лицо Святославу. Что он теперь будет делать? Как оправдается – не перед нею, но перед землей словенской?

– Посмотрю, кого он прислал, – добавила она. – Я же знаю, кому насколько он доверяет!

Втроем они пересекли двор, обогнули большой хозяйский дом и вышли на внутренний причал. В лодке с краю сидели двое. Подходя, Мальфрид узнала их: Грим, Игморов брат, и Девята. Как она ни храбрилась, а ее затрясло. Слишком привыкла она к этим лицам возле Святослава.

Увидев их троих, гриди выбрались из лодки на причал. Глянув на Мальфрид, немного переменились в лице, но вслед за тем кивнули Улебу и Беру.

– И ты, Малфа, будь жива, – сдержанно сказал Грим.

Не мог же он сделать вид, будто не узнал ее!

– Вас… он прислал? – нетерпеливо спросила Мальфрид.

Это «он» отлично было понятно гридям: с таким выражением они и сами говорили о своем князе.

– Да, – ответил Грим, переглянувшись со своим спутником. – Князь. К нему вот, – он кивнул на Улеба. – И сказать велел: нехорошо оно меж нами выходит, не по-братски. Надобно решить, чтобы ничьей чести урону не было.

– Это мудрые слова, – снисходительно одобрил Бер, всем видом словно говоря: я пытаюсь проявить справедливость.

Оба посланца посмотрели на него. По глазам их было понятно: Беру они доверяют даже меньше, чем Улебу. Улеб все-таки для них свой, хорошо знакомый, а Бера они сегодня утром увидели впервые, и он сразу показал себя противником их князя.

– Хочет он встретиться с тобой… – продолжал Грим. – С глазу на глаз чтоб… Без всего этого старичья. По-братски потолковать…

– Я согласен, – кивнул Улеб. – Где он хочет увидеться? у посадника?

– Нет. Он хочет, чтобы без видоков… А там сесть негде. Только на голову кому…

– Пусть приезжает сюда.

– Он может быть уверен: в доме госпожи Сванхейд его никто не обидит, – заверил Бер.

Но эти внешне дружелюбные слова на самом деле были оскорбительны, и именно так гриди их и поняли.

– Он хочет, чтоб не у нас и не у вас. Там, на берегу. – Грим кивнул вдоль Волхова. – Место есть неприметное.

– Когда?

– А вот нынче. Тянуть нечего – вся волость в смущении. А сговоримся быстро – всем легче.

– Это правда. Как я найду ваше неприметное место?

– А мы тебя и проводим.

– Я с ним пойду, – сказал Бер.

– Тебя нам звать не велено, – холодно ответил Девята.

– Не надо. – Улеб повернулся к Беру. – Ты с ним уже поговорил сегодня. Едва ли он тебе обрадуется, и из такой беседы ничего путного не выйдет.

– Это правда, – поддержала Мальфрид. – Он наверняка зол на тебя, и ты только напрасно его раздразнишь. Понимаешь, Святослава невозможно пристыдить или переспорить. Он только делается еще упрямее. Может, Улеб один с ним столкуется.

– Один ты все равно не пойдешь. Тебе не-при-лич-но ходить одному! – сказал Бер, тыча пальцем в грудь Улеба на каждом слоге. – Ты ведь сын князя. И я думаю, – он покосился на двоих гридей, – будущий князь. Ты возьмешь с собой пару отроков. Мы сейчас вернемся, – сказал он Гриму. – Ждите.

– Не тяните там! – крикнул Грим им вслед, когда все трое пошли прочь. – А то к полуночи стемнеет, хоть глаз вынь!

– Да вот еще надо, отроков будить! – недовольно бурчал Улеб, пока Бер вел его к дружинной избе.