Елизавета Дворецкая - Пламя северных вод [litres]

Делая шаг за шагом, Грим нащупывал в рукаве кафтана костяную рукоять ножа. Они все рассчитали заранее и промерили, кому сколько пройти. До нужного места оставалось пять шагов, когда Рауд, Улебов телохранитель, вдруг сместился тому за спину, перекрыв Гриму подход: ему не нравилось, что двое посланцев держатся позади. Грим выглядел безоружным, у Девяты имелся лишь скрам на поясе, но это не делало их безопасными. Когда ты при господине, безопасных людей для него не бывает, учил их когда-то Альв, сам с молодости бывший телохранителем Мистины.

– Жив будь, Улеб Мистинович!

Игмор улыбался по-прежнему, но это приветствие Улеба покоробило: обращение по отчеству через приемного отца отказывало ему в княжеском происхождении.

Но даже ответить Улеб не успел. Ответа Игмор ждал не от него: приветствие было знаком не ему, а Гриму. Отпихнув плечом Рауда, Грим прыгнул на Улеба сзади и ударил ножом, но не в горло, как задумывалось, а в бок, метя в правую почку.

Лезвие знакомо скрежетнуло по железу. Кольчуга под кафтаном.

Этот звук был последним, что Грим сын Гримкеля услышал в жизни. В тот же миг ему на шею обрушился меч Рауда; хороший «корляг» с одного удара перерубил позвоночник, почти отделив голову от тела.

Одновременно, тоже услышав приветствие, Девята бросился на Гисли, второго телохранителя; выхватив из-за пазухи сыромятный ремень, он накинул его Гисли на шею, как удавку, и повис на нем всем весом. Однако Гисли был мужиком упрямым и здоровым; он хрипел, но не сдавался, пытаясь оттянуть ремень с горла, а другой рукой даже вытащить меч, когда на него набросился Добровой с ножом в руке.

За мгновение до удара в спину Улеб уже понял, что происходит: по тому, как помертвело вдруг лицо Игмора, как застыла лживая улыбка. Ощутив удар и услышав скрежет клинка по кольчуге, Улеб, не оборачиваясь, прыгнул вправо, чтобы уйти из-под следующего выпада. Меч сам оказался в руке, взмыл, со звоном отбивая клинок Агмунда. По Игморовой задумке, тому назначалось биться с телохранителем, но достался ему сам княжий брат. Рубанув мечом по широкой дуге, Агмунд прыгнул вперед, метя противнику в пах зажатым в левой руке скрамом. Но не вышло: столкнувшиеся в сумерках клинки высекли целый сноп искр и застыли, упираясь один в другой. Удар скрама Улеб перехватил, сжав запястье Агмунда словно клещами, сдавил, потом дернул на себя и врезал ногой в живот. Добавил навершием меча в перекошенное болью лицо и рубанул по шее.

Пока Улеб бился с Агмундом, Гисли сопротивлялся двоим повисшим на нем врагам, а Рауд, уложив Грима, схватился с Игмором. На какой-то миг ножницы в руках норны застыли, выбирая, чью нить перерезать. Но потом Гисли получил удар ножом в горло и упал, захлебываясь кровью. При этом он придавил своим телом Девяту, не давая выбраться. Зато Добровой не сплоховал: освободившись, колобком подкатился под ноги Рауду, не вынимая меча. Тот отступал под натиском Игмора и не успел заметить нового противника, как Добровой полоснул его ножом под колено. Рауд пошатнулся, и меч Игмора точно ужалил его в висок.

Когда Агмунд упал, Улеб живо развернулся, отыскивая взглядом своих людей. Но среди стоящих на ногах он их не увидел. Зато увидел Игмора и кинулся к нему. При всем своем миролюбии он понимал: его люди мертвы и у него лишь один путь к спасению собственной жизни.

Нырнув под удар, ощущая, как над маковкой с ветерком проносится клинок, Улеб хлестко ударил Игмора мечом по животу. От такого удара все кишки должны были кучей повалиться наружу, но вместо этого раздался скрежет железа – и на Игморе оказалась кольчуга.

– Мы тоже умные, – тяжело дыша, бросил Игмор, и вот теперь на его красной роже появилась более искренняя ухмылка.

Улеб впился в него взглядом. Хотелось спросить: как? Как Святослав решился пролить кровь своего брата? Даже сейчас он не мог в это поверить.

Но никакого вопроса он даже в мыслях произнести не успел: на него навалились разом все трое уцелевших – Игмор, Добровой и Девята, вооруженный мечом убитого Рауда. Улеб пытался сместиться, обойти их, чтобы они мешали друг другу, но перед ним ведь были не удалые весняки, а телохранители князя русского. Очень быстро его прижали к камышам. Под ногами зачавкала вода. Улеб был ранен в бедро и в голову; если бы не кольчуга, принявшая несколько ударов, он бы уже не стоял на ногах.

Один удар пришелся в плечо, правая рука начала неметь. Улеб перебросил меч в левую. Еще шаг назад – раненая нога зацепилась за обломанные ветки ивы, Улеб споткнулся и завалился на спину. А те трое, накинувшись, рубили и рубили…

Улеб, сын Ингвара, погиб, предательски убитый, в воде реки, точно как его отец.

Наконец Игмор опомнился и отогнал братьев от тела. Хрипло выдохнув, обтер клинок о полу кафтана – тот все равно уже был распорот мечом Улеба, не залатать.

Небо налилось темной синевой, над Волховом встал месяц. Игмор с досадой покосился на него: видоков им здесь не хватало! И ведь не достать… Он лишь плюнул и отошел – найти выход к чистой воде и умыться. Месяц глядел сверху на прогалину, где чернело пять мертвых тел.

– Всегда все с ним не так, жма, всю жизнь его проклятую! – выдохнул Игмор, вернувшись. – Ни родиться не умел как люди, ни помереть!

Девята держался за стремительно заплывающий правый глаз: Гисли во время борьбы ударил его в лицо затылком.

– Чего делать будем? – спросил он из-под руки.

– Чего-чего? Забираем наших и ходу.

– А эти?

– Эти пусть лежат. Кому нужны, найдут.

Добровой отошел и вскоре вернулся с Градимиром и Красеном. Они ждали за кустами, в другой лодке. Участвовать в таком беззаконном деле они не рвались, особенно Градимир, и пообещали прийти на помощь, только если с Улебом окажется человек пять. Но и так Градимира трясло. Он не был робким, начинал службу в гридьбе Ингвара, участвовал в Древлянской войне и в том сражении у Малина, где княжеская дружина перебила изменившую Киеву дружину покойного Свенельда. И с самого начала ему вспомнилось то лето и наказание, заслуженное предателями.

– Давай, наших грузи, – хмуро велел им Игмор.

– Где тут наши? – Градимир окинул взглядом тела, которые в густеющих сумерках опознать было нелегко. – Жма, кто?

– Грим, – буркнул Игмор, соображая с опозданием, что лишился одного из трех младших братьев. – И Агмунд.

– Куда мы их повезем?

– Куда? К нашим. – Игмор махнул рукой через реку, в сторону Новых Дворов.

– Ты сказился? Сейчас мы привезем два трупа, скажем: знаешь, княже, твоего брата Улеба мы тут порешили, вот наших двое «холодных», а он и его двое на том берегу лежат.

Игмор помолчал. Если бы все прошло, как он задумал, они сделали бы свое дело без потерь и могли бы, незаметно вернувшись, прикинуться, будто знают не больше других.