Елизавета Дворецкая - Пламя северных вод [litres]

– Это она меня похитила, – пытался пошутить Святослав, объясняясь со Сванхейд.

– Я бы на твоем месте не стал предавать это огласке, – заметил Бер. – Мужчина – ты, а не она. Если бы ты принудил ее к ложу, я бы постарался тебя убить. Но если, как ты говоришь, она согласилась по доброй воле, мы готовы принять от тебя выкуп ее чести, и на том покончим. Не будешь же ты рассказывать, будто это она силой принудила к ложу тебя.

Мальфрид не отрицала, что дала согласие стать женой Святослава. Но согласия ее родных он даже не спрашивал, более того, знал, что его собственная мать решительно против этого союза. Поэтому согласие Мальфрид снимало с него одну вину, но не отменяло другой.

Мальфрид стремилась к примирению на любых условиях, лишь бы покончить с раздором. Сейчас она с трудом понимала, что тогда, два с половиной года назад, толкнуло ее к Святославу. Глядя на него в те дни, она видела сияющие вершины славы, на которые жаждала подняться. Она видела в нем свои честолюбивые мечты, их полюбила в нем. Но мечты исчезли, и вместе с ними растаяла любовь. Глядя на Святослава сейчас, она видела мужчину среднего роста, плечистого и сильного, со светлыми волосами, золотистой бородкой, с голубыми глазами и немного вздернутым, как у нее самой, кончиком носа. Вся повадка его дышала уверенностью и величием; когда он входил, всех тянуло встать ему навстречу. Но больше ее не влекло к этой силе – теперь у нее была своя, и в чужой она не нуждалась.

– Как ты хочешь… чтобы я его назвал? – спросил Святослав, когда ему наконец показали Колоска.

Мальчик стоял, прижавшись к ноге матери и вцепившись в ее подол, но без страха, с любопытством рассматривал чужого мужчину.

Мальфрид задумалась. Раньше она не пыталась угадать, какое имя может носить ее ребенок как сын Святослава, но он прав, что спросил ее, – это больше ее дитя, чем его.

Самым славным родовым именем было имя Олег, но его уже носит один внук ее отца – сын Горяны, Олег Святославич. Улеб, по прадеду? При этом имени она содрогалась, перед глазами вставало мертвое, изрубленное тело. Ингвар? Хорошее имя для того, кто собирается править на Волхове, но Мальфрид хотелось, чтобы имя сына было связано с ее собственным родом.

– Надо бы дать ему имя моего отца – Володислав, но словене не знают его. Маломир, стрый его… – Мальфрид сама покачала головой, зная, что с этим именем связана страшная повесть о кровавой страве погребальной над могилой Ингвара. – Может, Предслав, по моему прадеду, Предславу Святополковичу? Или Берислав? – Она улыбнулась, поскольку звук этого имени грел ей душу. – Его носят мой дядя, твой двоюродный брат, и твоя вуйка, княжна плесковская. Неплохое…

– Ладно, я подумаю, – обронил Святослав.

Повесть о появлении этого чада на свет была такой странной, что ни одно из уже бывавших в роду имен ему не годилось. Володислав, Маломир, Предслав, Святополк… нужно что-то близкое, но другое. Предимир… Святомир…

– И ведь в нем кровь Олега Вещего вдвое гуще! – напомнила Мальфрид. – Он и от меня, и от тебя ее получил. Он – внук Вещего, и Киевичей – через Венцеславу Олеговну, и моравских Моймировичей – через моего деда. И здешних князей, и деревских князей, и даже болгарских князей, через мою бабку Багряну. С такой кровью ему впору всем миром одному владеть.

Святослав хмыкнул, но ничего не сказал, не желая вслух признать за чадом мимолетной хоти преимуществ перед своим первенцем, законным сыном от Прияны. Хотя в главном Малфа права…

Прошло полсрока между Купалиями и Бараньим Рогом – Перуновым днем, когда Святослав разослал гонцов по весям и городцам, приглашая людей в Перынь на имянаречение своего сына. Уже начался сенокос, но в этот день никто не пошел на работы. Все явились в Перынь: словене и варяги, старейшины и их жены-большухи, молодежь из весей и киевские гриди. Святослав приехал со всеми ближними боярами. Мальфрид привезла своего первенца, чье существование наконец-то перестало быть тайной. На ней были красное платье, золоченые застежки на груди, на голове очелье с золотным тканцем и золотыми кольцами. Чудно оказалось видеть деву с косой, держащую на руках не чужое, а собственное рожоное дитя, и это придавало Мальфрид сходство с богиней, свободной от закономерностей человеческой жизни: каждую осень она делается матерью, а по весне вновь становится девой. Когда она шла по причалу вдоль воды, где отражалась синева неба и белые пятна облаков, казалось, сама Заря-Зареница выступает по небосводу, неся свету белому свой дар – юное солнце.

Перед идолом Волха Мальфрид передала ребенка Святославу.

– Я беру это дитя и признаю его своим сыном, – произнес он.

На площадке теснилось столько людей, сколько могло поместиться, стояли даже на тропе по склону. Остальные внимали сниз у – целое море голов. Но никто, казалось, не дышал, лишь ветер шумел над вершиной. Сам Волхов тысячами очей золотых бликов наблюдал за обрядом принятия будущего князя в его знатный и славный род.

– Да будет он достойным внуком дедов моих и наследником того, чем владею я на этой земле, – продолжал Святослав. – И даю я имя ему – Владимир, ибо кровь многих родов княжьих соединилась в нем.

Ведогость зачерпнул ковшом с головой ящера воды из котла и вылил на макушку ребенка. Тот закричал, недовольный холодным купанием, но крик его был встречен смехом толпы и радостным гулом.

– Через десять лет я вручу ему меч, как мне мой отец вручил, – продолжал Святослав, передав дитя Ведогостю. – И пусть расширяет он пределы державы своей, сколько хватит его удачи. Так деды наши творили, пусть и он так творит. В двенадцать лет станет он полноправным князем и владыкой твоим, земля словенская. Пусть отсылает мне две трети дани, что здесь соберет, а я ему всегда буду добрым отцом. На том клянусь мечом своим!

Святослав еще раз поцеловал клинок и поклонился на все четыре стороны: Волхову и небу, земле и людям.

Все потянулись в обчины – отмечать великий праздник. Пока народ не освободил тропу, сойти с вершины было нельзя, и образовалась заминка. Мальфрид взяла у Ведогостя чадо, чтобы его успокоить: маленькому Владимиру не нравилось в мокрой рубашке, и следовало его переодеть.

– Ну что? – Пока она и нянька возились с ребенком, к ней протиснулся Святослав. – Хорошее имя я дал? Нравится тебе?

– И как придумал только! – Мальфрид усмехнулась.

– Как ты хотела. Чтобы твоих родичей напоминало и чтобы власть над миром сулило.

– Я помню, вроде у болгар был когда-то князь Владимир.

– Точно, был, – подтвердил Лют. – Мне брат рассказывал, а ему царевич их Боян, они с ним знались, когда наши греков воевали. Что был в земле Болгарской такой князь, давным-давно, князя Бориса сын. А Борис Бояну был дед, только он его никогда не видел. Борис от греков Христову веру принял, а Владимир против него возмутился и к старым богам вернулся.