Евгений Сурмин - Красный Жук

Самолёт сел мягко, коснулся полосы передними колёсами, чуть заметно клюнул носом на амортизационных стойках шасси, выровнялся и плавно опустил хвост. Потом долго куда-то катил и остановился только на краю взлётной полосы в тени здоровенных ангаров. Щербин вылез первым и помог спуститься Александре по хлипковатому для неё трапу.

– Вон, Шур, видишь, машина стоит? Нам туда, – Пласт показал на стоящий у дальнего ангара тёмно-зелёный грузовик, у которого собралось несколько человек.

Рассмотреть детали с такого расстояния было невозможно, но, кажется, все вдруг посмотрели в их сторону, и практически мгновенно одна из фигурок сорвалась с места и, не слушая несущиеся ей вслед крики, помчалась им навстречу. Пласт остановился и стал наблюдать за развитием событий. Пришлось остановиться и Шуре, у которой от чего-то защемило сердце.

К тому времени, как рванувший за бегуном грузовик догнал его и поехал параллельно, фигурка бегуна увеличилась до размеров, позволяющих увидеть, что это белобрысый коротко стриженный солдатик в мешковатой форме. Сидящий в грузовике что-то прокричал смешно размахивающему руками светленькому солдату, но, поняв, что тот никак не реагирует, махнул рукой и скрылся в кабине. Автомобиль ускорился и обогнал бегущего.

А Александра Некрасова вдруг совершенно отчётливо услышала: "Мама!!!" И побежала.

– Здорово, Ерофеич.

– И тебе не хворать, Виктор.

– Это, значит, и есть наша повариха?

– Она.

Мужчины одновременно улыбнулись и неспешно двинулись в сторону мамы с дочкой. Те как вцепились друг в дружку, так и стояли, обнявшись. Казалось, они боялись не то что разжать руки, а просто пошевелиться.

– О, смотри, плечи дёргаются, кажись, заплакала.

– Ну и хорошо, пусть поплачет, мамка-то, считай, с того света вернулась.

– Да я разве против? Конечно, пусть поплачет. Бойкая дивчина, как она от вас дёру дала! Я смотрел и думал: не догоните на грузовике-то, прямо этот, как его, спрынтер.

– Согласен, бойкая и смышлёная. Только сказал: «Пласт прилетел», она сорвалась. Сразу, полсекунды не промедлила, запомнила, что ты её родительницу должен привезти.

– Смышлёная это хорошо, а стриженая чего? Вши?

– Не. Сама себя обкорнала. Говорит, чтоб приставали меньше, а то на рынке от ухажёров отбоя не было.

– Так много – это же хорошо, вот когда нет ухажёров – плохо.

Пласт молодецки подкрутил ус и фальшиво пропел: "Любовь нечаянно нагрянет..."

– Ерофеич, какая к херам любовь! Вы там чё пили, самогон на курином помёте или спирт технический? Где твои мозги? А память тоже пропил? Она хоть и выглядит старше, но ей 14 лет всего, ребёнок ещё, отца нет, мать на 10 лет посадили. Да и пример "ухажёра" у неё все эти годы был перед глазами. Или ты думаешь, она косу отхреначила, потому что её сверстники в кино звали?

Смущённый Пласт отвёл взгляд и снова посмотрел на Шуру. Женщина гладила прижавшуюся к ней дочку по волосам и что-то тихо ей говорила.

– Так это... Может, мне сходить на рынок-то, глянуть, что там за ухажёры?

– Может и сходить. Посмотрим.

Пласт ненадолго замолчал, похоже, прикидывая, как выкроить время для похода на рынок.

– Ну, а дальше чего делать-то думаешь? Помощницей к матери?

– До сентября, наверное, к нам, а вот на постоянку не хотелось бы.

– А чего, пусть у нас живёт.

– А образование как?

– Да девка же, зачем ей. Читать-считать умеет, да и мы научим чему-нибудь.

– Эх, дремучий ты человек, Ерофеич. Но меня немного другое беспокоит. Если она останется кашеварить, да годика через четыре за кого-нибудь из инструкторов замуж выскочит, это одно. Тут я бы не парился.

Командир на секунду замолчал.

– Знаешь, у поляков есть присказка: "Даже принцесса, воспитанная ведьмаком, станет ведьмачкой". Понял?

– Не очень.

– Смотри, человек же, кого бы ни учил, старается свою копию сделать. Пекарь учит на пекаря, а лекарь на лекаря. Согласен?

– Так-то да.

– А мы кто? По сути, диверсанты-смертники, не в том плане, что на одну акцию, а в том, что до конца войны у нас не один набор курсантов сменится. А она, как ты правильно заметил, бойкая девчонка, освоит от скуки и рукопашку, и стрельбу. И что мне прикажешь делать, когда она на фронт добровольцем рванёт? Или тебе двух проблем уже мало?

– Да не! Не дойдёт до такого, чтоб девчонок-соплюшек да на войну.

– А я не собираюсь даже думать, дойдёт – не дойдёт. Хватит мне пацанов, которых я на убой готовлю. Пусть недельки две погостит у нас, обе в себя придут, а потом предложу Александре Сергеевне дочку в интернат отправить, выберем по-настоящему хороший, пусть доучивается. А потом университет, нечего всю молодость с нами в медвежьем углу проводить. Стране учителя нужны, врачи, химики там разные. А вот на каникулы милости просим.

Пласт вовремя заметил, как схватившая дочку за рукав Александра дёрнулась в их сторону.

– Шурка, стой! Стой, кому говорят!

Щербин метнулся навстречу.

– От, дура баба, куда с дочкой-то! Стой, не позорь меня!

Степан Ерофеевич всё-таки успел перехватить уже готовую упасть на колени перед Командиром Александру. Осторожно придерживая повариху, так и не отпустившую дочкину руку, за плечи Пласт подвёл её к Командиру.

– Вот, знакомьтесь, товарищ Командир, Александра Сергеевна Некрасова. Большая любительница падать без повода на колени и отличный повар.

Через несколько дней Александра Сергеевна всё же нашла способ отблагодарить сразу всё руководство военной базы, где она заняла место заведующего столовой. Конечно же, это были пирожки; два противня горячей выпечки с самой разнообразной начинкой разлетелись мгновенно. А когда Командир сказал, что пирожков вкуснее он в своей жизни не пробовал, повариха восприняла эти слова как руководство к действию. С тех пор независимо от того, был ли Командир на базе или нет, рано утром Александра лично приносила блюдо только что испечённых пирожков и отдавала их дежурному.

Ещё одним постоянным получателем пирожкового довольствия был доктор Эмих. Если Степана Ерофеевича Александра почитала как отца родного, то Карл Густович олицетворял для неё ушедшею эпоху безмятежной юности, когда были живы родители, а сама Сашенька была молодой девушкой, голова которой была занята мыслями об удачном замужестве.

Скорее всего, предложи Карл Густович сойтись и жить вместе, Александра бы согласилась. Только вот доктор с удовольствием принимал угощение и нахваливал золотые руки кудесницы, но был слишком занят медициной, чтобы замечать чьи-либо робкие намёки на симпатию.

А замыкал тройку привилегированных потребителей хлебобулочных деликатесов Валера, тайно и безответно влюблённый в Анну.

Впрочем, в дочку поварихи парни влюблялись целыми пачками. Валера же завоевал место любимчика своим талантом.