Андрей Булычев - Ваше Благородие

На палубу ближайшего османского галиота, прямо на головы его команды посыпались обломки от рей. Одну мачту зацепило растянутой в полёте цепью, и она, переломившись в своей верхней половине, рухнула со скрежетом и треском в воду.

Всё, это судно уже не боец! Пока её команда освободит и сбросит в воду обломок мачты, да пока развернёт свой корабль, пройдёт уже масса времени, и русский капитан указал новую цель.

– Огонь по галере, два книппеля по передней мачте! Огонь!

Канониры закончили перезарядку и вкатили орудия на свои боевые места. «Бах! Бах!» – сцепленные между собой полусаженной кованой цепью ядра с воем унеслись к уже разворачивающемуся судну. Само строение галер с её ходом на вёслах за счёт мускульной силы гребцов давало этим судам весомое преимущество перед парусными там, где требовалась быстрота манёвра. Практически на одном месте оно умудрилось развернуться и уже чуть было не юркнуло в ближайшую протоку. Но канониры с «Дунаевца» работали слаженно, и уже со второго сдвоенного залпа они сбили на нём косую мачту, рухнувшую в реку.

– На абордаж! – проорал Кунгурцев, выхватывая шпагу.

В это время раздался взрыв, и в небо взлетели обломки лансона. Это двухмачтовое судно было единственным из всех турецких, кто принял огневой бой, и оно даже влепило пару своих трёхфунтовых ядер в ринувшегося к нему «Слона». Но два новых русских галиота вели свой прицельный и убийственный огонь на расстоянии из всех своих шести мощных бортовых орудий. Одно из раскалённых ядер пробило борт судна и влетело в пороховой склад. На вытягивающиеся из-за поворота турецкий галиот и два 24-вёсельных кончебаса посыпались сверху многочисленные обломки и разорванные тела их товарищей. Они резко развернулись и, не принимая боя, устремились прочь.

Канониры с новых галеотов сосредоточили свой огонь на застывших без мачт посреди реки турецких подранков, а к ним уже спешили на абордаж «старички».

– Рассредоточиться вдоль бортов! Огонь по готовности! – рявкнул Лёшка и сам прицелился в того османского матроса, что сейчас перерубал такелажный канат. «Бах!» – и его стоявшего верхом на сбитой мачте с топором скинуло ударом пули в воду. Команда турок явно не успевала освободить сбитую мачту и уйти из-под атаки. «Бах! Бах! Бах!» – послышалась россыпь фузейных выстрелов. Пули егерей начали прореживать команду противников. Между кораблями расстояние сократилось до одного кабельтова (185 метров), и тут у гладкоствольного оружия появилось преимущество перед штуцерами.

– Заходи правым бортом! – скомандовал рулевому Кунгурцев и кивнул старшине – Готовь кошки, Захарыч!

Уже немолодой, широченный, словно бочка боцман, кивнул бритой наголо головой и махнул рукой абордажной команде.

При подходе к галере от борта русского галиота вылетело с десяток штурмовых якорей на длинных канатах. Их лапы, намертво скреплённые между собой, были заточены до остроты гарпунов. Впиваясь в снасти, в борта и даже в людей, вырвать их во время боя задача была практически невозможной. Здесь оставалось лишь одно средство – это перерубать сам канат, но под шквальным и точным огнём егерской команды сделать это не удавалось. И теперь два судна подтягивались друг к дружке под дружные рывки матросов.

– Ура! На абордаж! – прокричал капитан и в числе первых сиганул на палубу неприятеля. На его верхнюю палубу вслед за своим лейтенантом ринулось и два десятка матросов «Дунаевца» и ещё около трёх десятков из тех азовцев, что следовали к новому месту службы. Теперь это была их личная вотчина и уже такое привычное поле боя, а Лёшкины егеря им здесь только лишь помогали, отстреливая тех турок, что наиболее открывались, но и это было хорошим подспорьем для атакующих.

Очень скоро вся верхняя палуба была очищена от турок. Часть из них сиганули в воду и поплыли к зарослям тростника, часть сдалась на милость победителей. А с нижней палубы на верхнюю через лестничный проход вырвалась толпа измождённых гребцов. Они, освободившись во время боя, передушили внизу нескольких надсмотрщиков и подоспели к самому концу схватки. Всё, галера была в руках у русских. На соседнем османском галиоте ещё был бой, но и там уже всё шло к своему закономерному концу.

– Поздравляю вас, лейтенант, со столь впечатляющей победой, – пожал барон руку Кунгурцеву. – Надеюсь, что теперь-то вы не в обиде за то наше небольшое недопонимание в самом начале плаванья?

– Никак нет, ваше высокоблагородие, – улыбнулся сконфуженно моряк, обтирая кровь со шпаги. – Мне Егоров только недавно объяснил суть всего дела, и я бы хотел извиниться за свою горячность. Прошу прощения, виноват, никак не думал, что мы тогда рисковали такими важными бумагами.

– Ну ладно, это уже всё в прошлом, – кивнул полковник. – Что думаете дальше делать, капитан?

– Мы в дне переходе от Килии, ваше высокоблагородие, – нахмурился Кунгурцев. Имеем три повреждённых судна. У нашего «Слона» турецким ядром пробит борт, парусиновый пластырь там, конечно, завели, а потом ещё и укрепили его щитом, но вода всё равно немного просачивается в трюм. Так что полностью течь устранить на месте нам не удалось, а далеко с такой заплаткой идти опасно. На двух призовых турецких судах сбиты передние мачты, их уже обрубили и все обломки выбросили. Галера почти не пострадала, а вот у их галиота несколько хороших дырок в бортах есть. Пока ещё волнения нет, передвигаться-то, конечно, на них можно, но лучше бы сейчас сделать небольшой ремонт, а потом уже идти дальше со всей уверенностью.

– Тут рядом на нашем левом берегу есть приличное селение Липованское, в нём имеются большая пристань и ремонтная артель. Ходу до него от силы миль пять-шесть, не больше. Вот там я и предлагаю причалить и подремонтироваться.

– Добро, идём к Липованскому, – согласился фон Оффенберг, и отряд взял курс к северной протоке.

Липованское было действительно большим селом. Основали его в своё время староверы-липоване, отчего оно и получило такое название. Затем сюда заселились валахи, молдаване, малороссы, русские, и очень скоро оно расшириться до статуса городка, а благодаря серпантину многочисленных каналов-ериков его в недалёком будущем станут называть «Дунайской Венецией».

Вся жизнь местных жителей проходила у воды. Передвигались тут по прорытым вдоль улиц каналам и в основном только на лодках. Эти каналы (ерики) соединяли продольно-поперечной сеткой два параллельных рукава Дуная, и они были всегда полноводными. Жители здесь в основном занимались рыбной ловлей, речным извозом грузов вдоль реки, постройкой или ремонтом лодок или даже небольших судов.

Оценив объёмы работ, седобородый и степенный старовер Пахомий сторговался по цене и пообещал за три дня привести корабли в надлежащий вид. По мачтам и такелажу за работу он не взялся, а вот всё остальное, что касалось самого корпуса, обещал поправить.