Михаил Кисличкин - Страж Системы

— К тому, чтобы объяснить тебе, как оно работает, — задумчиво поскреб подбородок Краузе. — Видишь ли, Система не Бог и не является полностью самодостаточной структурой. Пусть она и автономна в очень широких пределах. А стало быть, она зависит от внешних факторов, таких как энергия ЛКР и другие. Это, во-первых. А во-вторых, в Систему изначально заложено знание о собственной погрешимости. Проще говоря, она не отрабатывающий программу компьютер, не ведающий сомнений. Она способна сомневаться в своих правилах и решениях и вносить в них коррективы. Но для того, чтобы этот модуль сознания Системы, назовем его «рефлексирующим компонентом», работал, ему нужны люди. Мы не обслуживающий персонал, который лишь убирает пыль и следит за исправностью машины. И не жрецы, молящиеся на свое божество. Мы — ее составная, человеческая и магическая часть. Важная часть, заметь! Но и не управляющий контур. Даже единогласное решение всего Совета Хранителей не способно заставить Систему действовать так, как хочет Совет. Но она обязательно учтет мнение Хранителей, прежде чем поступит по-своему. Поэтому я не могу обещать ничего конкретного Хозяйкам — окончательные решения принимает Система, которая не любит, когда на нее откровенно давят. Но в унии с Системным Контролем они могут гораздо больше, чем сами по себе. Повторюсь: мы не только жрецы Системы, но и часть ее самой, в том числе — ее оружие, если в нем возникнет необходимость. Верлеса с Полессой должны были это понимать и объяснить своим доверенным рабам — это тот «секретный» фактор, который должен был сработать. Однако, или они этого не сделали, или ты провалил возложенную на тебя миссию, выставив мое предложение в самом невыгодном свете…

— Если бы я знал такие подробности ранее, я бы мог провести переговоры успешнее, господин Наставник, — вздохнул я.

— Может и так, — кивнул Краузе. — Но есть и другой фактор. Когда начался кризис, Хозяева изрядно распустились, наплевав на ряд прямых запретов. Особенно на северном континенте. А Система медлила с решительными действиями, несмотря на возражения Хранителей. Потом уже стало слишком поздно, началась сплошная резня. Сначала один за другим гибли Хозяева, а потом и скиты, поначалу довольствующиеся ролью наблюдателей и миротворцев, стали гореть как свечки — в ситуации войны всех со всеми их нейтральный статус перестали уважать. Слишком много Хозяева протащили в корневой мир разрушительного оружия, маги Системного Контроля не были готовы противостоять импульс-деструкторам, пулеметам и артиллерии. Сейчас правила ужесточились, так просто тяжелое оружие в Системе не достанешь, но раньше… — Краузе сделал несколько шагов к окну и встал у него, глядя на показавшееся из-за туч солнце. — Раньше мы многое делали неправильно. А Хозяевапомнят, как Система пошла в разнос и не смогла сберечь ни их, ни… собственное Древо. Ладно, неважно, — тряхнул головой Настоятель. — Даже новые Хозяева — в них есть часть памяти от погибших владык, они их реинкарнация… На севере всегда было слишком много вольнодумства и анархизма, здешние Хозяева слишком много себе позволяли. Выходит и Верлеса с Полессой продолжают эти традиции. Как ты говоришь? Они просили показать им нашу силу и возможности? Значит, придется показать — усмехнулся Настоятель. — Мы не имеем права допустить новый кризис, и будем действовать решительнее! Закончим этот разговор, Курсант Попов. Ты свободен, можешь возвращаться к своему взводу. С завтрашнего дня приступай к занятиям.

Вечером в нашем корпусе было весело, народ искренне обрадовался моему появлению из увольнительной. Присутствовали не только наши — на огонек заглянули даже Тецудо с Кацуной, которым я вручил их подарки — маленький ноутбук с японской музыкой и фильмами, шоколад и банку маринованных слив. Больше всего меня удивили сливы, я даже поинтересовался, зачем мне пришлось тащить такую бесполезную тяжесть. Лучше бы сакэ взял. Однако Кацуна, смерив меня исполненным превосходства взглядом, ответила, что я ничего не понимаю в традициях. Для поднятия боевого духа и патриотизма, она будет ежедневно делать курсантам взвода Тецудо бенто Хиномару, и без маринованных слив в этом деле решительно не обойтись. Красная слива на белом вареном рисе — это традиция и символ!

Маринка с Наташкой напекли блинов и наделали салатов, Кацуна принесла в качестве угощения какой-то остро-пряный японский рыбный суп с рисовой лапшой, на удивление вкусный, так что посидели мы на славу. Я рассказал, как магу можно воспользоваться силой в нашем мире и про то, как я уладил свое дело с судом и братьями Ильдоевыми. Пусть каждый примеряет мои поступки на себя — у всех дома остались какие-то проблемы. А вот про свою роль посла к рабам Хозяек я умолчал — незачем пока курсантам об этом знать. Мне и самому с этим посольством не все ясно… Впрочем, у народа и так возникло немало вопросов.

— Вот ты взял и изменил решение суда, — горячился Ромка за чаем с блинами — И разобрался со своими врагами, сделав из них маразматиков. — А если я со своими врагами сделаю то же самое, когда меня отпустят в увольнительную? Значит, история изменится? Или мне обратно уже нет ходу?

— Ты на кого нацелился, чтобы историю менять, беляк недобитый? — усмехнулся Матвей. — Хочешь товарищей из совнаркома с помощью ЛКР на ноль помножить?

— А хотя бы! — хлебнул обжигающего чаю юнкер. — Ничего хорошего я от них не видел, красные меня чуть не расстреляли. Да и вы таких ужасов про будущее страны рассказали, что волосы дыбом встают! Бунт похуже пугачевщины, гражданская война, миллионы жертв, гибель России, разруха — и все из-за непомерной жажды власти у красных! Да тебя же взять для примера — сам же возмущался колхозными порядками! Помнишь, сам рассказывал, как в деревне красная продразверстка зерно отбирала?

— Слушать вас противно, — вступила в разговор Надя. — Да, была гражданская, были отдельные перегибы. Зато потом мы сделали индустриализацию, ликвидировали безграмотность и первые вышли в космос! Целину подняли и Днепрогэс построили! И дружба народов была!

— Вы, это кто? — скривилась Катя.

— Советский народ!

— Советский? Такого народа больше нет, подруга. Вымерли все как мамонты, а может и не было их никогда, — безапелляционно добавила девушка. — А про дружбу народов ты русским, оставшимся в Чечне, расскажи.

— Мне товарищей из совнаркома не жалко, — ответил Ромке бывший колхозник. — Только не выйдет у тебя ничего.

— Отставить политику! — долбанул кулаком по столу я. — Договаривались же, таких разговоров избегать, нет от них толку, лишь переругаемся все. Да еще при гостях — бросил я взгляд на Тецудо с Кацуной. — Отвечаю по существу — Матвей прав. Никаких ЛКР не хватит, чтобы историю поменять по-крупному. Чем глобальнее изменение, тем дороже коррекция реальности. Если ты окажешься с парой сотен ЛКР снова в тысяча девятьсот восемнадцатом, Рома, то максимум что ты сможешь — это достать магией какого-нибудь комиссара полка или нескольких шишек поменьше. Ну, или отыграться вовсю на рядовых красноармейцах. Что не имеет для хода истории ни малейшего смысла — скорее всего их и без тебя посадят или шлепнут в тридцатых, — подытожил я, отставив в сторону тарелку с блинами. — Или они погибнут на фронтах Великой Отечественной, так что ты сделаешь лишь хуже, лишив страну будущих солдат. А вот что ты реально сможешь сделать, так это спасти свою семью, обеспечив ее деньгами и отправив в эмиграцию, прикрыв отъезд магией ЛКР от всяких случайностей. Чем я тебе и советую заняться в увольнительной.