Александр Михайловский - Война за Проливы. Решающий удар [СИ litres]

Авиационный удар был нанесен по венгерским батареям, совершенно открыто развернувшимся за позициями своей пехоты, и произвел среди мадьяр просто необычайный фурор. Легкие этажерки, стрекочущие как швейные машинки, неожиданно для вчерашних крестьян стали метко кидаться полуторапудовыми бомбами и расстреливать из пулеметов мечущийся личный состав. Но особенно этим событием впечатлились артиллерийские лошади, с истошным ржанием разбежавшиеся по округе. Возможно, этот страх спас их лошадиные жизни, так как их не оказалось на венгерских позициях в тот момент, когда с тяжелым слитным ревом по ним ударили пяти- и шестидюймовые гаубицы. Артподготовка бушевала не больше получаса, а потом в атаку пошли бронегруппы, позади которых маячили одетые в камуфляж цепи морской пехоты. Схватка была коротка: уже к полудню враг был рассечен на две части, опрокинут и частью сдался, а частью беспорядочно отступил.

Как докладывает разведка, это было последнее препятствие на пути к Братиславе – через два дня мы будем там. И если к тому времени в Будапеште не одумаются, то мы умоем руки, выпустив кавалеристов генерала Келлера в рейд по мирным венгерским землям, где нет никаких войск, кроме мелких групп резервистов. А дальше – как в песне: «Пылают над Тисой фольварки, сверкают над лавой клинки, и грабят поместья магнатов чубатые казаки…»

В принципе, кавалерию можно было бы пускать в дело сразу после того, как мы вышли на равнину, но император Михаил свет Александрович понимает, что выпустить конную саранчу на цветущие земли значительно проще, чем потом отменить приказ и поставить «братцев» обратно в стойло. Так что пусть в Будапеште думают быстрее, а то граф Келлер всегда готов как пионер. После того как после капитуляции Австрии и Богемии стало ясно, что крупных пехотных соединений на своем пути мы уже не встретим, следующие за нами армейские корпуса на марше были отодвинуты в сторону, и вперед пошла кавалерия. Еще одно соображение, по которому не хочется пускать вперед конную вольницу, заключается в том, что после победы Словакия целиком отойдет в состав Российской империи, и разорять эти земли нам не следует. Зато Венгрия останется Венгрией, и ее правителям самим предстоит расхлебывать последствия своего тугодумия.

А вот и он сам – в компании с нашим сербским дарованием и его побратимками-телохранительницами, коих Федор Артурович на античный манер именует амазонками. Ранее генерал Келлер не был знаком с шебутным сербским принцем, но столкнулся с ним как-то у меня в штабе. Георгий задал ему вопрос по кавалерийским делам, в которых я ни в зуб ногой – Федор Артурович смерил молодого человека и его эскорт испытующим взглядом, но все же снизошел до ответа. Слово за слово – и вот они уже ведут себя вполне по-приятельски, соблюдая, правда, субординацию свойственную отношениям между старшим и младшим. Как раз в это время по армии пошли разговоры о том, как молодой Карагеоргиевич, совершенно в духе своего предка, геройствовал на перевалах – от чего у папы Петра, когда эта информация дойдет до Белграда, наверняка случится кондрашка. Во время приватной беседы, Анна с Феодорой нехотя признались, что во время той эпопеи скачек по горам им пришлось немало поработать иголкой и ниткой, чтобы чинить любезному Джорджи мундир, порванный об острые камни и колючий кустарник. И то, чтобы наш принц не выглядел королем оборванцев, на швальне для него два раза пришлось испрашивать новый комплект.

Но это того стоило. Помимо всех прочих случаев, наиболее заметным подвигом Георгия был тот, когда он, легкий и цепкий как кошка, перемазав лицом сажей, в утренних сумерках по гребню горы тихонько подобрался к наблюдательному гнезду мадьяр и без всяких сантиментов застрелил из табельного «федорова» офицера и троих солдат. А уже потом по тропе в тыл вражеских позиций просочилась вся рота, впоследствии в самый разгар боя устроившая врагу хорошую диверсию. Вот за эти-то подвиги, а отнюдь не за королевское происхождение, Федор Артурович и зауважал наше молодое дарование. Кроме того, Георгий – хорошо образованный человек: возможно, при других раскладах, не вовлекающих его в политику, он мог бы стать ученым-математиком…

– Добрый день, Вячеслав Николаевич, – поприветствовал меня генерал Келлер, – опять у нас победа, враг бежал, и опять вы не дали разрешения бросить моих казачков в преследование, поразвлечься рубкой бегущих. Ваши сухопутные броненосцы, не буду спорить, производят на незнающих людей ошеломляющее впечатление, но преследовать бегущего противника все же лучше кавалерией. На своих двух ногах от четырех лошадиных не убежать…

– Все бы вам, Федр Артурович маленьких обижать, – ответил я, – гоняться с шашкой за каждым гонведом – занятие дурацкое. Была бы тут другая война – на истребление, а не на принуждение соседа к приличному поведению – я бы первый отдал подобный приказ. А так, вы уж извините, применить столь сильное средство, как ваша армия, без непосредственного приказа государя-императора я не могу. Вы уж потерпите немного. Через два дня мы будем в Братиславе, то есть Прессбурге, и если на тот момент Будапешт еще не капитулирует, тогда вы и получите свой карт-бланш огнем и мечом пройтись по обоим берегам Дуная…

– Я вас понял, – кивнул генерал Келлер, – и, хоть мне и хочется спросить, что такое война на истребление, зная, кто вы и откуда, пока воздержусь. Боюсь услышать то, что ужаснет даже такого старого рубаку как я. Тут вот еще какое дело… – он кивнул в сторону Георгия, вместе со своими побратимками стоявшего чуть поодаль, – принц Джорджи хочет просить о своем переводе из вашего корпуса в мою армию. Если вы дадите на это добро, то я возьму их всех троих. И его самого, и обеих его амазонок. Обе они достаточно хороши в седле, чтобы не ударить в грязь лицом, метко стреляют, премного храбры, и в то же время хладнокровны…

– Георгий! – окликнул я молодое дарование, – ты слышал, что сказал генерал Келлер? Ты и в самом деле хочешь перевестись в кавалерию? И если ты скажешь «да», я не буду тебе препятствовать.

– Если конная армия все же пойдет в рейд, то я хотел бы быть с Федором Артуровичем, – ответил Георгий, – а если нет, то мое место в вашем корпусе. Ведь я догадываюсь, что после капитуляции Венгрии вместе со всеми высвободившимися силами вы отправитесь на юг к древним стенам Цареграда ставить точку в существовании зловредной Османской империи.

– Вот видите, Федор Артурович, – едва заметно пожал я плечами, – наш молодой человек еще не решил. Как и всем юношам, ему хочется всего и сразу, даже если для этого потребуется разорваться на две половины. – Дальше я продолжил, понизив голос: – Впрочем, если вы и в самом деле пойдете в рейд, я отпущу его с вами под вашу личную ответственность. Причем не передо мной, а перед государем императором, перед которым я сам отвечаю за его благополучие. На этом юноше сходится множество политических расчетов, и никому не хотелось бы, чтобы эти планы рухнули из-за шальной пули. И в то же время совершенно немыслимо держать Георгия в специально коробочке, окутанным ватой: прежде чем он воспримет престол, он должен узнать жизнь, встретить множество интересных людей и некоторых из них убить. Жизнь вообще есть удержание равновесия между двумя крайностями. Надеюсь, Федор Артурович, вы меня понимаете?