Александр Михайловский - Война за Проливы. Решающий удар [СИ litres]

– Да, Вячеслав Николаевич, понимаю, – ответил граф Келлер, – и надеюсь, что если выдастся такой случай, то я сумею преподать ему свою часть жизненного опыта. К тому же хочу сказать, что мысль о Царьграде крайне интересна: я тоже хотел бы поучаствовать в этом славном деле, если оно будет.

– Поучаствуете, Федор Артурович, наверняка поучаствуете, – сказал я, – пусть даже и не в самом штурме османской столицы, где кавалерии не место, а только в операции обеспечения – но все равно дело будет весьма славным.

– Ну, Вячеслав Николаевич, – усмехнулся Келлер, – ваши бы слова да Богу в уши! А сейчас соизвольте откланяться, дела-с…

26 июля 1908 года, полдень. Транслейтания (Венгрия), Будапешт, Будайская крепость.

Две недели королевство Венгрия живет без короля – что на троне, что в голове. Разброд и шатания, революционеры и консерваторы, республиканцы и легитимисты – все смешалось в одну кучу. Положение осложнялось тем, что Венгрия вела тяжелую, заведомо проигранную войну, но никто не мог набраться смелости бросить карты на стол, потому что тогда конкуренты по политической борьбе накинутся на этого человека, чтобы сожрать его с потрохами. Тем более что на данный момент у власти в Будапеште находился так называемый «компромиссный кабинет», составленный из представителей национальных конституционалистов, радикальных сторонников независимости и клерикалов. А это еще тот террариум: загрызть тут могут по любому, даже самому незначащему вопросу. Национальная революция 1848 года, жестоко подавленная сатрапами царя Николая Первого, считалась в этих кругах эпохальным событием венгерской истории – и борцы за венгерскую независимость, примирившись в рамках личной унии с австрийским государством, ничего не забыли и не простили России, которая их жестко нагнула и оскорбила действием…

Все эти партии, как бы они ни назывались, представляли интересы аристократов, крупных помещиков и отчасти капиталистов, которые и составляли правящий класс в венгерском королевстве. Все свои надежды они связывали с молодым императором Францем Фердинандом, который намеревался расширить и углубить венгерскую автономию в составе единого государства и в то же самое время не отрывать Венгрию от имперской сиськи. Народ для этих деятелей, несмотря на заявляемую ими либеральность, демократичность и конституционность, являлся не более чем питательной средой, из которой они тянули свои соки. Это народ должен был гнуть спину на полях, фабриках и заводах, народ должен был умирать с винтовкой в руке на полях сражений, народ должен был со стоическим терпением переносить все, что взвалят на него господа из правительства. И при этом народ был лишен элементарных возможностей повлиять на происходящее, поскольку в Венгрии избирательное право даже для мужчин было далеко не всеобщим и отсекало от выборов самую многочисленную и малообеспеченную часть общества.

Но сам народ, до того безмолвствовавший, имел по этому вопросу свое, особое мнение, выражаемое через посредство непарламентской социал-демократической партии Венгрии. А непарламентской, хоть и не запрещенной, эта партия была потому, что основной ее электорат отсекался от избирательного процесса имущественным цензом. И хоть венгерские социал-демократы были весьма рептильной организацией, не ставящей никаких эпохальных задач и сосредоточившейся на завоевании того самого всеобщего избирательного права, внутри нее зрели зерна здорового радикализма, посеянные агентами Кремля (то есть, простите, Зимнего Дворца). Товарищи Ленин и Джугашвили, несмотря на то, что пошли на сотрудничество с царским режимом, имели в социал-демократической среде достаточно высокий авторитет, а некоторые круги этой самой социал-демократии так и вообще смотрели им в рот. Император Михаил, выступающий с приветственной речью перед участниками первомайской демонстрации, шибал по неокрепшим европейским мозгам не хуже стакана дешевой русской водки.

И сегодня пришло известие, что сербы неожиданно форсировали Дунай и взяли Неопланту (Нови-Сад), а русские армии почти на всем протяжении преодолели окружающие Венгрию горы и вышли на равнину, почти одновременно захватив Прессбург (Братиславу), Кошице, Ужгород Мукачево и Темешвар. Но это только полбеды: из разных мест доносятся слезные стоны, что русские казаки, разбившись на небольшие мобильные отряды, шалят уже под Дебреценом, Сегедом и Печем. Там, будто снова наступили дни Батыева нашествия, горят имения магнатов и железнодорожные станции, взлетают на воздух мосты и падают под откос поезда. Еще совсем немного – и то же самое начнется в окрестностях Будапешта, потому что на севере, в район Прессбурга-Братиславы, вслед за передовыми частями, именующимися почему-то морской пехотой, на равнину выходят большие массы русской кавалерии. Об этом, перед тем как прервалась телеграфная связь, успели сообщить из города Шаморин, находящегося в шестнадцати километрах юго-восточнее Прессбурга.

Пока компромиссно-коалиционное венгерское правительство думало, как им быть дальше по вопросу отношения к монархии, а также что делать с войной, которую венгерский гонвед уже проиграл русской армии, социал-демократы, побуждаемые к тому указаниями из Петербурга, тоже не сидели сложа руки. У них имелось такое неконвенциональное, но очень мощное оружие как всеобщая забастовка. Два дня назад их агитаторы начали распространять листовки с воззванием царя Михаила, обращенным к венгерскому народу – в них русский монарх обещал сохранение независимости послевоенной Венгрии, а также ее справедливое внутреннее устройство, основывающееся на всеобщем волеизъявлении граждан. Пачка дрожжей, вброшенная в сортир венгерской политики, почти мгновенно возымела свое действие, ибо со справедливостью и всеобщим волеизъявлением в Будапеште и окрестностях было плоховато, а прежняя государственная система, основанная на личной унии с Австрией, с переходом австрийской короны в руки кайзера Вильгельма оказалась разрушенной.

Сегодня, когда эта шипящая и пузырящаяся человеческая масса достигла точки кипения, на первый план вместо рептильного Эрнё Гарами, формально возглавлявшего венгерскую социал-демократию, неожиданно вышел радикальный лидер молодежного крыла этой организации и профсоюзный вожак Дьюла Альпари. Всеобщая забастовка по его команде громыхнула внезапно, когда этого никто не ожидал. Более того, лидеры протеста взбунтовали мобилизованных резервистов, уже подготовленных для отправки на разорванный в лоскуты фронт. Даже необразованные мужчины из рабочих кварталов и окрестных сельских поселений понимали, что штопать такую рвань бессмысленно, и все, что смогут сделать наспех сформированные роты гонведа – еще на день-два продлить агонию существующей государственной системы. А потом хоть трава не расти. Эти-то резервисты и стали основой формирующейся народной гвардии, группирующейся вокруг возглавляемого Дьюлой Альпари Всеобщего Союза Трудящихся венгерского аналога сталинского Общества Фабрично-Заводских Рабочих.