Александр Михайловский - Война за Проливы. Решающий удар [СИ litres]

28 июля 1908 года, полдень. Российская империя, Петербургская губерния, Гатчина, Большой Гатчинский Дворец, рабочий кабинет императора Всероссийского.

Присутствуют:

Император Всероссийский Михаил II;

Министр труда – действительный статский советник Владимир Ильич Ульянов, он же товарищ Ленин;

Председатель Союза фабрично-заводских рабочих – Иосиф Виссарионович Джугашвили, он же товарищ Коба;

Начальник ГУГБ – тайный советник Александр Васильевич Тамбовцев;

Замначальника ГУГБ – генерал-лейтенант Нина Викторовна Антонова.

– Итак, товарищи, – произнес император, начиная встречу, – хочу вас, так сказать, обрадовать. Позавчера днем в Будапеште произошла социалистическая революция, во главе которой оказался ученик товарища Кобы – некто Дьюла Альпари. Товарищи большевики, как вы можете объяснить нам таковую коллизию? Это что, второе издание Парижской коммуны?

Коба с Лениным переглянулись и синхронно кивнули.

– Ничего архиэкстраординарного в венгерской революции нет! – в своем стиле взмахнув рукой, воскликнул Ильич. – Вы, товарищ Михаил, правильно провели аналогии с Парижской коммуной. Когда государство рушится под тяжестью военных поражений, верхи теряют возможность управлять прежними методами, а низы получают возможность высказаться о том, как они не хотят жить прежней жизнью. А дальше дело только за организацией, имеющей возможность осуществить переворот, и лидером, способным его возглавить.

Антонова добавила:

– Тем более что цели этой революции отнюдь не социалистические, а вполне буржуазно-демократические: прекращение никому не нужной войны, введение всеобщего избирательного права и прогрессивного трудового законодательства. Всех прочих, социалистических целей, товарищи революционеры рассчитывают добиться эволюционным путем в ходе парламентских дебатов.

– Вот именно, товарищ Антонова! – воскликнул Ильич, – демократические изменения в венгерском обществе назрели, и даже перезрели. К тому же смею напомнить, что товарищ Михаил также приложил свою руку к формированию в Венгрии революционной ситуации. Война, развязанная по его приказу, произвела все необходимые для этого тектонические сдвиги, и нашим товарищам оставалось только подобрать валяющуюся на земле власть. Да-да, власть в Будапеште валялась на земле: как иначе можно понять поведение тамошнего правительства, когда их страну едят сразу со всех сторон, а они две недели не могут принять вменяемого решения?

– А вот тут, товарищ Ленин, мы переходим к роли личности в истории, – сказала Антонова, – точнее к оценке того момента, когда эта личность востребована для принятия важных решений, а ее по какой-то причине на месте не оказывается. В Австрии роль такой личности сыграл генерал Конрад фон Хётцендорф: командуя действующей армией, он взял на себя обязанности регента и душеприказчика трагически погибшего императора Франца Фердинанда и свел период неопределенности к минимуму, передав австрийскую корону милейшему германскому кайзеру. Что ему претензии выродившихся Габсбургов: он думал только об интересах страны, волею случая оказавшейся на его попечении. В результате в Австрии, да и в Богемии с Моравией, в этой войне не было разбито ни одного оконного стекла. А вот в Венгрии такой личности не оказалось – и демократически избранные пауки в банке не могли принять никакого решения. Они не учредили регентство – для этого среди них не нашлось достаточно сильной личности, и не провозгласили республику – против этого и двадцать лет спустя будет подавляющая часть венгерского правящего класса. И даже в рамках имеющихся у них полномочий они не признали поражения в войне и не подписали акт о капитуляции. А все оттого, что любое из этих решений давало их оппонентам возможность для критики с возможным обвинением в измене и отстранении от власти. Господин Векерле, конечно, неплохой человек и благими намерениями обвешан как рождественская елка игрушками – но это не вождь своего народа и не боец за его счастье. Потолок его должности – министр финансов, сводящий в государственных финансах дебет с кредитом, и на этом его функция заканчивается… Коллегиальное правление может показаться неплохим способом в политически спокойной обстановке, но едва начинается эпоха перемен, без сильной личности у руля государства не обойтись.

– У французов тоже есть сильная личность – господин Клемансо, – неожиданно заметил глубокомысленно молчавший до того момента Коба, – но не думаю, что им это поможет, потому что решения, принятые этим человеком, основывались на непроверенной поверхностной информации. Ошибочное решение в критический момент может подкосить государство ничуть не хуже, а может, даже и лучше, чем отсутствие каких-либо решений вообще.

– И это тоже верно, – ответила Антонова, – но совершенно не подходит к Венгерской ситуации. Если кайзер Вильгельм преднамеренно запутывал французские власти, вынуждая их объявить войну Германии, то мы, напротив, максимально четко довели до венгерского правительства положение дел и последствия принятия тех или иных решений. И пусть революция не входила в предложенный нами список мер, это по большому счету ничего не меняет…

– Так, значит, «роль личности в истории»… – с задумчивой интонацией произнес император Михаил и посмотрел на статского советника Тамбовцева. – А вы, Александр Васильевич, что можете сказать по этому вопросу?

Огладив свою короткую бородку, начальник ГУГБ произнес:

– Если яйца разбиты, пришло время делать из них яичницу – не то окажется, что ценный продукт был потрачен напрасно. Венгерскую революцию необходимо использовать в государственных интересах Российской империи, несмотря на весь тот визг, который неизбежно поднимется в либеральных кругах нашего общества.

– Браво, браво, брависсимо, товарищ Тамбовцев! – воскликнул Ленин, захлопав в ладоши, – ничего другого я от вас не ожидал!

Император Михаил тихо спросил:

– Выходит, я не должен уподобляться своему прапрадеду и подавлять, разгонять и каким-то образом враждебно относиться к венгерскому революционному движению?

– Разумеется, нет, – ответил Тамбовцев. – Эти люди помогли нам закончить ненужное кровопролитие и позволили непосредственно перейти к вопросу Черноморских проливов – так за что же их разгонять? Напротив, следует сохранять и тщательно оберегать молодую будапештскую революцию, использовав ее порыв для того, чтобы привести венгерское государство в более человекообразный, то есть социально-дружелюбный, вид.

– Меня беспокоит то, что ваши революционеры могут объявить республику, – сказал император Михаил, – а также их возможные репрессии по отношению к представителям старой власти, буржуазии и дворянству. Мы прекрасно помним, с каким шиком их французские коллеги, всего лишь желающие свободы равенства и братства, рубили на гильотине головы всем тем, кого считали подозрительными.