Александр Пономарёв - Основной компонент [litres]

Это были те же люди, какие помогали Сванхильде встретиться с демоном. Жрецы проводили ритуальный обряд, временами что-то крича и вскидывая руки к сгущающейся над курганом воронке из темно-свинцовых облаков. Вокруг каждого черноризника светились голубоватые сферы, по орбиталям которых в разных направлениях скользили полупрозрачные рунические знаки. Иногда появлялись черные точки. От них мгновенно расходились круги, как от скачущих по воде камней. Это свистящие повсюду пули вонзались в защитные коконы, а волнами расходилась растраченная впустую энергия удара.

В ответ на каждый возглас адептов в плотной пелене туч проскальзывали росчерки малиновых молний. Они как будто подсвечивали свинцовую завесу изнутри. Несколько особо ярких последовательных вспышек высветили в глубине вращающейся спирали размытое пятно огромных размеров, отдаленно похожее на человека. Атмосферные разряды сверкали все чаще. Рокочущие раскаты грома порой заглушали сухой треск оружия, звонкие хлопки гранат и грохот взрывов. Черноризники вошли в транс, громко запели на древнем языке, очень похожем на латинский. Во всяком случае, я уловил несколько слов из тех, что используют григорианцы в своих молебнах.

Сильные мужские голоса органично вплелись в симфонию боя. Акапельный напев плыл над жестоким маховиком войны, перемалывающим все подряд без разбора, и от этого сюрреализм происходящего отдавал еще большей нереальностью. Мне казалось, я смотрел фильм, а это пение шло звуковым фоном, как смелая находка режиссера, решившего таким образом показать свое видение жестокой битвы.

Рассредоточившись вокруг кургана, вервольфы вместе с соединениями шестой армии Паулюса заняли оборону, отбивая яростный натиск красноармейцев и лишь изредка переходя в наступление. Контратаки заканчивались на одном и том же месте: возле перепаханного снарядами старого окопа. Как будто здесь кто-то провел незримую черту, за которую оборотни не могли переступить.

Тем временем молнии за ширмой из туч участились. Теперь это были уже не отдельные вспышки, а сплошное зарево. Дымчатая фигура внутри облачной воронки обрела четкость линий, бесформенные отростки сгустились. Теперь в них без труда угадывались круто загнутые рога и мощные ноги с козлиными копытами.

Из центра бушующего вихря вырос белесый извивающийся жгут. Изогнутый хобот смерча потянулся к холму, с грохотом ударил в вершину, разбрасывая в стороны комья мерзлой земли из похожего на многолучевую звезду углубления. На склонах возвышенности с треском образовалась паутина глубоких трещин.

Из разломов, с визгом и гиканьем, хлынули орды уродливых существ. Среди одетых в лохмотья монстров чаще всего встречались похожие на людей создания, но были там и четырехрукие. Причем первую пару рук они использовали для быстроты передвижения, опираясь на них подобно гориллам, а кулаками второй прошибали головы и крушили ребра всем, кто попадался им на пути.

Среди прущих из-под земли тварей встречались и те, у кого вообще не было рук. Одним верхние конечности заменяли пучки толстых щупалец, которыми они ловко обхватывали жертву, душа ее в тесных объятиях. Другие щелкали костяными выростами, очень похожими на клешни омаров. Один такой «рак» на ходу отхватил голову подвернувшемуся пехотинцу, а его сослуживцу оттяпал руку по локоть, даже не задержавшись на мгновение. Просто отрезал, как садовник ненужные ветки у куста, и понесся дальше, пощелкивая клешнями, как кастаньетами.

Слева от меня что-то промелькнуло, и вот уже возле стоящего на коленях Дитриха появилась Сванхильда. За ней тянулись черные клубящиеся завитки, вроде тех, какие выбрасывает каракатица, спасаясь от хищников. Сванхильда схватилась за рукоятку ножа. Ее губы зашевелились в беззвучном заклинании.

– Revertatur! – воскликнула она и резко выдернула клинок из раны.

Дитрих захрипел, глаза выкатились из орбит, по лицу прокатились судороги. Мгновенно почерневшие вены набухли под серой кожей. В горле немца заклокотало, в уголках губ запузырилась кровавая пена. Дитрих стал заваливаться на бок и непременно упал бы на снег, но Сванхильда схватила его за руку. Она поднесла обсидиановый клинок к браслету и держала над ним, наблюдая, как багряная капля набухает на кончике ножа.

Чпок!

Кровавая клякса растеклась по бороздкам «валькнута». Зеленое свечение вырвалось из рунического знака и спроецировалось на лбу склонившегося над браслетом Дитриха. Кожа противно зашипела, словно к ней прижали раскаленное железо, и три хитро сплетенных сияющих зеленым треугольника появились над переносицей немца.

Видимо, желая обезопасить себя от любых случайностей, Сванхильда наложила на меня заклятие неподвижности. Я понял это потому, что не мог пошевелиться, хотя старался изо всех сил. Мозг посылал импульсы к мышцам, те пытались реагировать, но не могли справиться с воздействующим на меня извне чудовищным давлением. Я как будто оказался на глубине под тоннами воды. Я даже дышал с трудом, словно голубь, которому жестокие мальчишки сдавили грудь, желая увидеть смерть несчастной птицы от недостатка воздуха.

– Мой господин! – Сванхильда упала на колени перед Дитрихом. – Ты слышишь меня?!

– Слышу! – прорычал тот, изрыгая изо рта клубы зеленого дыма. – Я устал томиться в неволе! Ты нашла мне замену?!

– Да, господин! Он здесь, перед тобой!

Сванхильда отползла в сторону, чтобы Дитрих, вернее, тот, кто овладел его сознанием, увидел меня.

В глазах немца полыхнул огонь. «Валькнут» на его лбу изменил свечение и из зеленого стал ослепительно-белым. Дитрих дернулся, запрокинул голову, раскинул руки в стороны и так сильно выпятил грудь, что я услышал хруст его позвонков. Ногти вонзились в ладони, из горла вырвался хриплый рык и стрелой умчался в быстро темнеющее небо. Спустя мгновение из скопившихся над нами туч вырвался тугой жгут черного вихря и обрушился на Дитриха.

Смерч бушевал целую минуту. Когда все закончилось, Дитрих опустил голову. Темные вены исчезли с его лица, кожа приобрела нормальный оттенок, и только слабо сияющий символ на лбу да бурое пятно на проткнутой ножом шинели напоминали о том, что с ним недавно произошло. Он встал с колен, требовательно протянул руку.

– Дай нож! Я хочу сам заточить его душу в клетку.

Сванхильда тоже поднялась на ноги, вложила клинок в его ладонь. Проваливаясь в снег до середины голени, Дитрих приблизился ко мне.

– Скоро я стану свободен, а ты займешь мое место. Я не жесток, как ты можешь подумать. Зная, что тебя ждет, хочу дать возможность увидеть любимую в последний раз. Протяни мне руку.

Я даже не стал пытаться, а только промычал в ответ.

Дитрих повернулся к Сванхильде: