Александр Пономарёв - Основной компонент [litres]

Я вытянул вперед растопыренную ладонь:

– Стойте! Больше ни шагу, иначе вы рискуете не только собой, но и всем миром!

Синцов остановился. Я торопливо продолжил, слыша, как усилился треск за спиной:

– Я не полковник, а обычный студент из будущего. Это долгая история, старшина, сейчас ее некогда рассказывать. Скажу только, что у вас есть сын.

На лице старшины за несколько секунд проявился почти весь спектр эмоций: непонимание, удивление, недоверие. Марика смотрела на меня встревоженным взглядом. Плохо понимая по-русски, она по моему голосу догадалась, что все изменилось и до решающего мгновения осталось не так много времени.

– Прощайте, Петр Евграфович! Берегите себя и Марику! Спасите ее!

Я сделал короткий шаг назад и, словно аквалангист, упал спиной в портал.

На этот раз падение длилось намного дольше. Если прошлый переход занял от силы десять секунд, то теперь я с минуту мчался по разноцветному тоннелю. В ушах зазвенело от звонкого хлопка, с каким я вылетел из портала, как пробка из бутылки, и воткнулся головой в сугроб. В тот же миг меня подхватили крепкие руки, встряхнули, как нашкодившего щенка, и поставили на ноги. И хотя голова кружилась, как после долгого катания на карусели, а перед глазами роились черные точки и плавала мутная пелена, я увидел, что стою в окружении рослых эсэсовцев и чуть ли не на вкус ощутил горечь разочарования. Мои надежды и чаяния не оправдались, а ведь я был уверен, что для меня все закончилось и я наконец-то вернусь в родное время.

– Здравствуй, Отто! – раздался за спиной женский голос.

Я повернулся, увидел Сванхильду. В черных обтягивающих брючках и приталенной кожаной курточке с меховой оторочкой она походила на злодейку из комиксов. Норковая шапочка в виде нацистской кепи и гибкий стек, которым она постукивала по голенищу высокого сапога, довершали образ. Рядом с баронессой стоял Дитрих. У его ног лежали сваленные в кучу «акваланги». На левом запястье блестел украденный у меня браслет.

Внезапно я вспомнил, где видел Дитриха до нашей встречи в особняке Валленштайна. Это он был тем унтерштурмфюрером, что отдавал распоряжения солдату с метлой возле домика для персонала в мой первый визит на фабрику Кригера.

Я чуть не хлопнул себя по лбу, когда все кусочки мозаики сложились в картину. Шпеер ни при чем! Это не он разгромил лабораторию Валленштайна, не он притащил вакцину на фабрику незадолго до нашего налета и не он превратил Лёху-морячка, Валдиса и других партизан в вервольфов. Это сделал Дитрих!

Теперь понятно, почему двигатели «юнкерса» оказались прогретыми, а на борту находился необходимый для долгого перелета запас топлива. И Шелленберг тут совсем не при делах. Побег из Берлина был специально подстроен, чтобы привезти сюда «акваланги». Интересно, что находится в этих баллонах? Неужели газ из лаборатории Валленштайна? Но для чего он нужен Сванхильде? Что она задумала?

Лихорадочный поток мыслей прервала баронесса:

– Или лучше звать тебя настоящим именем?

– Зови, как хочешь.

Я посмотрел по сторонам и ощутил странное чувство дежавю. Деревья, кусты. Ого! Вяз с раздвоенным стволом. Ну точно тот самый лесок на берегу Царицы, только тогда было лето, пели птички, звенели комары и порхали бабочки, а сейчас зима и вместо насекомых в небе кружат снежинки.

– Хорошо, Алекс, – произнесла Сванхильда мое имя на западный манер. – Мне так даже удобнее. Все-таки Отто был моим мужем, вместе с ним я прожила не худшие свои годы и не хотела бы сейчас попусту трепать его имя. Пусть он наслаждается заслуженным покоем. – Она осенила себя сатанинским знамением, рисуя в воздухе перевернутую звезду в круге. – А ты молодец, неплохо держишься. Я не чувствую в тебе страха. Другие вели себя гораздо хуже.

– Что значит – другие? – спросил я, наблюдая за медленным угасанием пентаграммы. Пылающие линии постепенно затухали подобно тому, как гаснут бензиновые дорожки на стекле.

– Как думаешь, сколько мне лет? – спросила вместо ответа баронесса.

Я окинул ее оценивающим взглядом. На вид тридцать два, не больше, но раз спрашивает, значит, в чем-то подвох. Зная, насколько женщины щепетильны в вопросах возраста, на всякий случай сбавил до тридцати и огласил вердикт.

– Почти угадал, – усмехнулась Сванхильда. – Добавь еще семь тысяч, и будет самое то.

Я не удержался от удивленного свиста и едкого комментария:

– А ты неплохо сохранилась, старушка.

Баронесса переменилась в лице – куда исчезла милая улыбка? – шагнула ко мне, замахнувшись стеком. Я остался на месте, даже не думая защищаться. Гибкая тросточка с острым стальным наконечником просвистела в миллиметре от моего лица. Сванхильда оскалила белые зубы, приблизила ярко-алые губы к моей щеке и горячо прошептала:

– Все шутишь, мальчик? Ну-ну! Я тоже умею шутить.

Резкая боль пронзила мочку уха. Я вскрикнул, инстинктивно отшатнулся. По-прежнему улыбаясь, Сванхильда отступила на шаг, сплюнула кусочек розовой плоти на снег.

– С ума сошла?! – заорал я, прижимая рукой рану. Кровь просочилась сквозь пальцы, тонкими струйками потекла по тыльной стороне ладони.

– А что тебе не понравилось, милый? – хищно осклабилась баронесса. В уголках красивых глаз и у кончиков губ появились едва заметные тонкие морщинки. – Ты пошутил, я пошутила. Мы квиты.

– Ничего себе квиты! Я всего лишь поерничал, а ты мне пол-уха откусила!

Сванхильда перестала улыбаться, покрутила тросточкой у меня перед носом.

– Иногда слово может ранить, а может и убить. – Она приставила кончик стека к моему подбородку, резко толкнула вверх. Острие глубоко воткнулось в кожу. – Первое ты уже испытал на себе, давай не будем доводить до второго. По крайней мере, пока это не входит в мои планы. Договорились?

– Да, – буркнул я, чувствуя нарастающее давление острия.

– Вот и славно.

Стальное шило сразу перестало давить. Сванхильда положила стек на ладонь так, чтобы я мог видеть окровавленный наконечник, и заговорила. Уж очень ей хотелось похвастаться: какая она умная, как все замечательно придумала и как устроила для меня ловушку.

Устав от ее болтовни, я стал украдкой глазеть по сторонам и чуть не ахнул от удивления. Эсэсовцы стояли неподвижно, как каменные изваяния, но не это меня поразило. В этом как раз не было ничего странного – немцы помешаны на дисциплине. Изумило другое: отсутствие внешних признаков жизни. Проще говоря, я не видел, как они выдыхают белые облачка. Сам-то я пыхтел как паровоз, да и у баронессы лицо регулярно пряталось за фатой из пара, а эти как будто превратились в восковые фигуры.

Уже потом, приглядевшись, я понял: Сванхильда каким-то образом изменила ход времени. Вокруг нас двоих она создала что-то вроде кокона, внутри которого четвертое измерение мчалось галопом, тогда как за пределами поля оно шло прежним чередом. Разумеется, на мне это никак не сказалось, поэтому я не сразу разгадал загадку. Ответ помогла найти случайно попавшая в поле зрения ворона. Впервые я заметил птицу краем глаза, когда слушал излияния баронессы, и не придал этому значения. Подумаешь, каркуша летит. Все изменилось, когда я снова глянул в ту сторону через несколько секунд. Ворона оставалась на том же месте, неподвижно вися в воздухе с расправленными в полете крыльями.