Руслан Агишев - Диверсант Петра Великого [litres]

Бах! С торжествующей ухмылкой, исказившей окровавленный рот, проклятый турок нажал на спуск. Тут же из пистоля вырвался полуметровый сноп искр, пороховой гари и дыма. И, пожалуй, все…

Древний город, старые камни которого еще помнили стоявшие у причала толстопузые венецианские нефы, пал. Он, словно разлегшаяся на топчане потрепанная портовая девка, больше не сопротивлялся. Молчали орудия на мощных земляных бастионах. По каменной брусчатке уныло тянулась цепочка пленных янычар, совсем не похожих на недавних озверелых фанатиков. Широко распахнуты ворота внутренней цитадели, через которые, не торопясь, въезжали победители: ярко разодетые казаки на невзрачных степных коньках, стрельцы с пищалями на плечах, за ними – преображенцы.

– Славная виктория! – восторженно повторял царь Петр, снова и снова оглядывая раскинувшуюся на холмах древнюю крепость. – Брат Франц, ты видишь все это? Мы победили! Победили! Васька Голицын, полюбовник Соньки, бился-бился лбом, а поделать ничего не мог! Я же османа на копье взял! – Петра, исполнившего свою заветную мечту, несло. – Вон она, сила истинного православного государя! Днесь порт сделаем для русского флота! Грозить отсель осману будем. А даст Господь, и его поборем. – Поискав глазами православный храм и не найдя его, Петр вытащил крест и, поцеловав его, истово перекрестился. – Поборем…

После царь, широко шагая, двинулся по крепостной стене цитадели в сторону реки. Лефорт и Гордон, а за ними с десяток офицеров-преображенцев, с трудом за ним поспевали. Петр, живо жестикулируя, несся вперед. Чувствовалось, что он еще никак не мог поверить в то, что эту мощнейшую турецкую крепость все же удалось взять.

– А где наш герой, которому мы обязаны сей славной викторией? – Гордон при этих словах недовольно поморщился, что не осталось незамеченным со стороны Петра. – А разве не так? Что кривимся? Лексашка со своим особливым воинством каланчу взял? Взял! Его морпехи в цитадели врата преображенцам открыли? Открыли! А янычар хто из пушек разогнал?

Сухопарый Гордон вновь скривился и отвел глаза. Сказать ему, правда, было нечего от слова совсем. Крепость действительно была неприступной, и осаждать ее можно было вечность. Штурмовать же никак не получалось. Каждая новая атака с неимоверной скоростью пожирала все новых и новых русских солдат. Гордон, возглавив один из отрядов преображенцев, и сам едва не погиб, пытаясь взобраться на земляной бастион. Словом, если бы не неожиданная атака странных солдат на янычар с тыла, нашим войскам вряд ли бы удалось овладеть даже первой линией укреплений Азова.

– Твоя правда, государь, – вынужден был признать Гордон. – Сей поручик очень кароший официр. Его морпехи есть сильный зольдат, почти как швейцарец. Только, государь… – Гордон на мгновение запнулся. – Его судьба сейчас в руках Господа нашего. Зело поранен он.

Вскоре Петр уже был у той самой сторожевой башни, со штурма которой началось падение Азова. Спускаясь по развороченным лестницам, он с жадным любопытством разглядывал закопченные стены и потолки казематов, огромные крепостные орудия и раскиданные по углам шары-ядра. Не боясь запачкать ботфорты, он смело шел по месиву из разорванных тел, размочаленных деревяшек, окровавленной ткани, стараясь заглянуть в каждый угол башни.

– Смотрите, ваше велишество! – шедший первым, генерал Гордон при выходе из башни едва не подпрыгнул на месте. – Что есть сие такое?

В голосе вечно невозмутимого как скала солдата звучало настолько сильное удивление, что Петр слетел с ним едва не кубарем и тут же тоже замер на месте.

– Чудо дивное! – Царь смотрел на толстое железное брюхо стоявшего на якоре судна, грозно глядевшего на них открытыми амбразурами-портами. – Чудный зверь. Не то судно, не то рыба. Покрыт чешуей, и весла торчат. Эй, флотский, подь сюда! Сказывай, что сие за чудо такое?

Подозванный коренастый морпех в непривычной взгляду кирасе с чеканной звездочкой на правой части груди тут же, четко печатая шаг, подошел к царю.

– Старшина первой статьи Петр Зауров по твоему слову, государь, прибыл, – вытянулся во весь фрунт морпех. – Сия галера есть одетый в броневые листы корабль для особливого боя и прозывается броненосец «Победоносный». По первости сей корабль прозывался «Потемкин». В движение приводится гребной силой. В бортах устроены особливые порты для высадки абордажного отряда. С сего порта седни мы бросились в атаку. Каланча же зело сильно пуляла ядрами…

Петр с горящими от любопытства глазами жадно рассматривал вмятины в железных листах брони корабля, опаленные орудийные порты. После перевел взгляд на висевшие на груди морпеха в сбруе пистоли и абордажный топор с хищно изогнутым лезвием.

– Хорошо! Прямо железная гора. Такому кораблю и цельный фрегат не страшен. – Царь восхищенно провел рукой по неровной поверхности металла. – Кто же сей дивный корабль построил?

Морпех от такого вопроса едва не руками развел.

– Командир наш, поручик Александр Данилович Меншиков, сей броненосец выдумал, – улыбнулся он. – У него еще много всяких воинских придумок: и гранаты с удушливым порошком, и огненная жижа для поджига, и дымные снаряды. А еще… – тут вдруг морпех сник и, сгорбившись, тяжело вздохнул. – Поранен он дюже сильно. Недоглядели мы за ним. Он же первым все норовил в бой пойти… Эх, не уберегли командира. Гутарят, что за попом уже послали…

Однако царь его уже не слушал. Он быстро шагал в сторону высокого шатра, стоявшего на самом берегу Дона. Ему не терпелось поговорить по душам с тем, кого он еще недавно и всерьез-то не принимал. У шатра он остановился, услышав доносившуюся оттуда громкую ругань.

– Не лайся мне тута. Отпевать потребно немедля, – громко настаивал трубный голос. – Ибо черна его душа, як ночь. Не гляди на яго младость. Грехов у этого юнца видимо-невидимо. Антихристов запашок…

– Шта?! Ты, чернильная душонка, пивной бочонок, на кого пасть разеваешь? У командира грехи?! Душа черна? – едва не задыхаясь от возмущения, заревел из шатра еще кто-то. – Он же тысячу душ православных спас, если не больше! В Архангельске изловил татей с кораблем, что поморов изводили и, как кур, резали. Здеся сторожевую каланчу взял. Первым пошел, османа не испужался. А ты, скотина, его антихристой кличешь?! Убью, падлу!

Через мгновение полы шатра распахнулись, и оттуда буквально выкатилось грузное тело, затянутое в темную рясу. Расплескивая сопли и слюни, злющий, как сто чертей, поп ворочался в грязи, снова и снова пытаясь подняться с корточек. Правда, ему никак не удавалось это сделать.

– Окаянный! Ирод, как есть ирод! Антихрист, и людишки яко таки же, – плаксиво бурчал он, время от времени начиная трясти жирным кулачком в сторону шатра. – Не сумлевайтесь, все митрополиту сказывать буду. Нет, не митрополиту! Государю скажу про энти антихристовы дела! Все скажу! И про иудину звезду на воинских панцирях, и про вонючие сатанинские бонбы… В аду емо гореть! На святого отца руку поднять посмел. Святую церковь хулил…